САЙГОН И САУРОН. ЧАСТЬ 2. В 1967 г. в выпускавшемся американскими толкинистами «Толкин джорнал» (том III, номер 2) появилась краткая заметка от редакции: «Мы узнали от «Аллен энд Анвин», что с тех пор как один из «зелёных беретов» перевёл ВК на вьетнамский ради пользы туземцев, одно подразделение армии Южного Вьетнама приняло себе эмблемой Око Саурона». От опубликованных в массовой прессе сообщений оно отличается разве что источником сведений – не автор, а его британские издатели. Но вот в самом первом номере журнала мифопоэтического общества «Митлор» 15 января 1969 г. вышел отчёт Берни Зубера «Встреча Толкиновского общества, 2 сентября 1968 г.», и здесь появились подробности. На встрече, в числе прочих, выступил Дик Эни, поклонник, первым упомянувший Толкина в фанзине. «Темой Эни было странное появление Ока Саурона в качестве боевой эмблемы во Вьетнаме. Кажется, что капитан Хэррэй из спецподразделения, преподавая английский язык представителям племён монтаньяров [горцев], упомянул Минас Моргул. Это напомнило монтаньярам их собственные укреплённые деревни, они заинтересовались и сразу запали на орков. Это конкретное племя, герай, использовало крепкие копья и большие круглые щиты, в 1966 г. один из его членов решил нарисовать Око Саурона на своём щите, а затем прошествовать с ним по Сайгону. Это сфотографировали, и слухи распространились от Вьетнама до Англии и самого Толкина. После собрания Дик Эни показал нам слайды и, хотя представитель племени, о котором идёт речь, был в некотором отдалении от фотокамеры, Око Саурона на его щите было вполне заметно». По предположению участника форума «Tolkien Collector’s Guide» под ником zionius, в первоначальной заметке в «Санди таймс» 6 августа говорилось и о II корпусе Южного Вьетнама, и о представителях племён; Толкин увидел эту заметку, нарисовал эмблему, рассказал издателю, и слухи пошли распространяться дальше. В то же время противники войны во Вьетнаме стали ассоциировать с Сауроном не проамериканские силы, а само американское правительство. К сожалению, современных свидетельств мне найти не удалось – но исследователи единодушны в том, что антивоенное движение ассоциировало свои идеалы с положительными героями «Властелина колец». Джейн Чанс (Ченс) писала в 1992 г. в книге «"Властелин колец": мифология власти», что «… в 1960-е для учащихся колледжей и других сограждан правительство Соединённых Штатов приняло облик Тёмного Властелина, желая универсального доминирования в малых странах, малоинтересных для большинства американцев, и подавления прав и убеждений личности ради общенационального требования отправить в чужую страну больше боевых подразделений». Десять лет спустя Лесли Эллен Джонс в книге «Миф и Средиземье» отмечала: «Средиземье задело за живое юных бэби-бумеров [люди, родившиеся после Второй мировой войны до середины 1960-х гг.], разочарованных истеблишментом; Саурон и Война Кольца казались подходящей метафорой для войны во Вьетнаме, а толкиновская тема силы маленького человека, способной обрушить империю зла, нашла отклик в отражающем менталитет тех времён слогане "Власть – народу"». «И недаром на значках студентов, протестовавших против войны во Вьетнаме, рядом с "Долой войну!" cтояло "Фродо жив!"» – говорилось в статье Юлии Грузберг (под псевдонимом А. Щербакова) в пермской газете «Молодая гвардия» 24 декабря 1980 г. Эльфийские надписи «Фродо жив» и «Давай-давай, Гэндальф» видны на значках, опубликованных на иллюстрации к интервью Толкина в журнале для девушек «Севентин» (январь 1967 г.), на третьем заявлялось по английски: «Гэндальфа – в президенты». И напротив, на одном из значков 1967 г. была надпись «ЛБДж – в орки»: ожидалось, что действующий президент США Линдон Бэйнс Джонсон будет повторно баллотироваться в президенты в 1968 г. (однако он не стал выдвигать свою кандидатуру, так как его популярность существенно упала из-за войны во Вьетнаме). В работе Кайлы Спенсер из университета Маркетта «Антивоенное понимание "Властелина колец"» (2015) тема протеста против войны во Вьетнаме рассматривается более подробно. В годы наибольшей активности «антивьетнамского» [то есть, антивоенного] протестного движения [издательство] «Баллантайн букс» продало 3 миллиона экземпляров «Властелина колец», по большей части в университетских городках, где было сосредоточено «антивьетнамское» сопротивление. Надписи «Давай-давай, Гэндальф», «Фродо жив» и «Смеагол умер за твои грехи» носили на футболках и значках, писали на стенах в метро» (согласно Джейн Чиабаттари, «Хоббиты и хиппи: Толкин и контркультура», Би-би-си, 2014/2015). «В то время, когда значительная часть американцев была подавлена нравственной неоднозначностью войны во Вьетнаме, превосходящая публицистику популярность «Властелина колец» была, похоже, обязана тому, как понимал войну Толкин. Моделью для войн во «Властелине колец» послужила теория справедливой войны, которую предпочитали хиппи по контрасту с непопулярными действиями Америки во вьетнамской войне. <…> С точки зрения хиппи, вместо того, чтобы отвечать на несправедливость, как это делал Гондор, Америка её устроила», – продолжает Спенсер. Во «Властелине колец» воины сражались лицом к лицу, а короли бились, рискуя жизнью, рядом с простыми воинами – тогда как в США политики, развязавшие войну, не соприкасались с её ужасами, бомбардировки велись дистанционно, а погибали в ней юноши, с непропорционально большой долей чернокожих. «Именно «Фродо жив!», а не «Арагорн – жив!» (или любой иной представитель Средиземья, действия которого морально оправданы). Именно Фродо хиппи считали за своего героя, и именно Фродо Толкин сам считал самым благородным из своих персонажей. Все прочие персонажи сражаются, они благородны и право на их стороне. Нельзя было уничтожить кольцо без этих сражений. Но именно Фродо и Сэм в конечном счёте побеждают зло, и не взяв оружие в свои руки, но освобождаясь одновременно от зла. Фродо на своём пути никого не убивает, а когда приходит домой в Шир, он пацифист». Один из американских читателей Толкина 1960-х годов вспоминал много лет спустя: «Как и многие представители моего поколения, я был ярым милитаристом. Я считал, что на стороне Соединенных Штатов – хорошие парни, что нам необходимо быть там. После того как я поступил в колледж, чем больше я узнавал о нашем вторжении во Вьетнам, тем явственнее осознавал ошибочность этого шага. Уже шел воинский призыв, и я решил попросить разрешения отказаться от несения службы по убеждениям. Я не был пацифистом до мозга костей, но стал тем, кого называли «лицом, протестующим против конкретной войны». Я бы с радостью принял участие во Второй мировой, но на повестке дня был только Вьетнам. Я был полностью уверен, что прошение о статусе отказника отклонят, и я окажусь перед выбором: армия, тюрьма или бегство в Канаду. Представить не могу, что бы предпочел. <…> Война, описанная Толкиеном, велась за судьбу цивилизации и будущее человечества, и это стало эталоном. Не уверен, правда, что эталоном, достойным подражания. Опираясь на модель Толкиена, целые поколения писателей-фантастов создавали бесконечные эпопеи о темных властителях и их зловредных приспешниках, неизменно уродливых и одетых во все черное. Но большинство исторических войн – совсем не такие. Первая мировая война гораздо типичнее для истории, чем Вторая – мы вспоминаем ее и задумываемся: «А нахрена мы вообще воевали? Почему погибли миллионы людей? Стоило ли упразднение Австро-Венгерской империи уничтожения целого поколения и опустошения половины континента? <…>» «Возвращаясь к Вьетнаму, я пережил когнитивный диссонанс, когда осознал, что Хо Ши Мин на самом деле не Саурон. Вспомните один из плакатов того времени: «Что если бы они объявили войну и никто бы на нее не пришел?» Это один из принципиальных вопросов. Зачем люди отправлялись во Вьетнам? Они были патриотичнее других? Храбрее? Глупее? Почему они шли воевать? На чем все это основано? А основано это на иллюзии: ты идешь, потому что боишься того, что произойдет, если останешься дома, даже если в это не веришь» (интервью Джорджа Р.Р. Мартина, перевод Rollingstone.ru). #JRRT_интерпретации