ОЛИФАНТ Ранний вариант толкиновского стихотворения о слоне, из цикла «Физиолог», был проанализирован М. Семенихиной ей в статье в журнале «Палантир» №62 (2011 г.) и переведён ей же под названием «Иумбо, еже сказается олифант» (в переводе С. Лихачёвой – «Юмбо, или Зверь, олифантом именуемый»), о чём говорилось в заметке «Причуды Физиолога» https://vk.com/wall-213107152_123). В стихотворении о слоне, по словам М. Семенихиной, «травестируется утверждение «Физиолога» о том, что слон – животное по природе асексуальное, и, чтобы завести потомство, слон и слониха должны съесть плод мандрагорового дерева (намек на плод с древа познания добра и зла, которые съели Адам и Ева): «Есть животное на горе, называемое слон. У этого животного нет страсти к соитию. И если хочет иметь детей, идет на восток, недалеко от рая. Там есть дерево, называемое мандрагоровым. И идет вместе с самкой и самец. И самка отведывает первой от дерева, и дает своему мужу, и играет с ним, пока и он не отведает. Съев, самец тотчас соединяется с самкой, и она принимает во чреве. И когда время приходит ей родить, идет в пруд водный до тех пор, пока вода не дойдет до сосков ее. И так рождает дитя свое в воде. И приходит к сосцам матери и сосет. Слон же охраняет ее, рождающую, от змеи, потому что враг змея слону. И когда он находит змею, то топчет ногами и убивает ее» У Толкина асексуальность слона подменяется его принципиальным трезвенничеством, а употребление слоном мандрагоры в целях продолжения рода – пагубным пристрастием к наркотикам: <…> «ибо он любит закон Магомета, и, хотя способен пить за троих, наполняет свою пространную утробу чаем. Однако и водохлебы не избегают греха, и знаменитые авторы утверждают, что втайне слон употребляет снадобье, более погибельное, чем вино, по сравнению с которым кокаин – невинная шалость. Вредоносный корень черной мандрагоры жует он с тайным и нечестивым наслаждением, отвергая другие целебные травы, как то терпентин, атанасию или моли. Дьявольские соки, медленно текущие по его венам, наполняют его внезапным безумием, преображая это простое и тяжеловесное от природы создание в титанического ягненка, скачущего от радости, в пагубного василиска-великана». М. Семенихина отмечает, что «Говоря о мандрагоре, Толкин употребляет не современное английское слово mandrake, а устаревшее mandragora <…> Интересно, что Толкин снабжает своего разбушевавшегося персонажа эпитетом brobdingnagian, взятым из Дж. Свифта (Brobdingnag – страна великанов, куда попадает Гулливер во время своего второго путешествия). Но видимо, для Толкина здесь была важна не отсылка к Свифту, а собственно фоностилистика, так как само слово звучит достаточно выразительно – одновременно грозно и неуклюже, что очень подходит для изображения одурманенного наркотиками слона». Добавим, что три растения, упомянутые Толкином, имеют отношение к средневековой фармакологии: terebinth (терпентин, из которого получают скипидар), athanasie (пижма обыкновенная) и moly (волшебная трава, упомянутая в «Одиссее»). «Утверждение «Физиолога» о том, что слониха рожает детенышей, стоя в воде (ассоциация с Евой, родившей Каина «на дурных водах»), а самец в это время охраняет ее от змей, у Толкина подменяется страхом слона упасть от слабости после окончания действия наркотика», – пишет М. Семенихина, продолжая цитирование: «Но жуткий страх пробуждается в нем посреди его веселья, что он упадет, ибо никакого приспособления для подъема не имеет он, и, падая, может только бессильно дрыгать в воздухе своими толстыми и неуклюжими ногами. Тогда спешит он, ежели еще способен волочить ноги, к какому-нибудь глубокому тихому водоему или темному пруду, где не таится и не плавает никакой пресмыкающийся негодяй, и стоит там – нет, не затем, чтоб охладить свое чело, но думая, что так не сможет упасть – глупец, поддерживаемый на плаву своим круглым и жирным брюхом». «Змеи, враги слонов по «Физиологу», заменяются здесь на абстрактных reptilian muggers – «пресмыкающихся негодяев», что в сознании читателей вызывает ассоциации скорее с более «реалистическими» крокодилами. Сюжет же о том, что слон, упав, не способен подняться, и что спит он, прислоняясь к какому-нибудь дереву, чем пользуются охотники на слонов, взят Толкином из «Физиолога» (точнее, из перевода XIII в.) практически без изменений, за исключением концовки этой статьи, имеющей глубокий символический смысл, но у современного читателя могущей вызвать только улыбку», – комментирует М. Семенихина. «Они очень заботятся о том, чтобы не упасть, так как не могут подняться самостоятельно. Когда слон хочет отдохнуть, он находит крепкое дерево и опирается на него. Охотник замечает излюбленное место этого зверя и подпиливает дерево, и смотрит, чем это кончится. Когда слон приходит и прислоняется к дереву, они оба падают. Слон громко зовет на помощь, и многие из его стада пытаются вызволить его из беды, но напрасно. Тогда они поднимают крик, подобный звукам рога, и приходит «детеныш» (gungling), и помогает взрослому слону встать, подсунув под него свое «рыло» (snute), и этим спасает его из западни охотника» – с этим фрагментом перевода XIII в. исследовательница предлагает сравнить толкиновское: «Когда, выбившись из сил, кроткий, как овечка или заезженная кляча, он жаждет сладкого отдохновения – дерева на Инде, с корнями, извивающимися, подобно змеям, гигантского в обхвате, на которое можно спокойно опереться своей истомленной тушей и подремать – так что, как полагает слон, его сон не прервется от внезапного удара (об землю). Увы, надежды тщетны. Ибо охотники, хорошо знакомые с его мелкими привычками, таятся в засаде в тени анчара – гнусную ловушку готовят они Олифаунту, смертельное коленопреклонение. Они почти перепиливают ствол, затем хитро подпирают его, так чтобы подпила не было видно, и слон-бедолага доверяет свой вес этому стволу – который падает и приводит слона в весьма затруднительное положение». «Упавший слон символизирует падшего человека, большие слоны – Моисея и 12 пророков, а маленький слон – Христа, «умалившегося» ради спасения людей. У Толкина просто констатируется факт падения слона в результате охотничьих хитростей и его последующая гибель. Символическая история о грехопадении и спасении человечества, зашифрованная в статье «Физиолога» о слоне (причем в тексте XIII в. и тексте греческого оригинала особых расхождений нет), у Толкина снижается, травестируется и превращается в образец студенческого фольклора в стиле песен вагантов, с их восхвалением вина и веселых пирушек», поясняет М. Семенихина, переходя к содержащей «мораль» концовке: «Урок, который вытекает из данных прискорбных фактов, едва ли нуждается в разъяснении, однако мы не можем упускать из виду, что кое-кто все еще следует презренному учению Магомета, хотя христиане обычно полагают, что чистая вода едва ли пригодна для питья. Празднество создается не музыкой и не угощением, но вином, причем в изрядных количествах. Добрые люди склонны снисходительно относиться к веселью и радости (хотя и в разумных пределах), слегка сбрызнутому или невинно орошенному; однако те, кто одурманивает себя не питьем, а наркотиками, должны быть немедленно схвачены и помещены в клинику». Декадентское увлечение наркотиками противопоставляется таким исконным студенческим добродетелям, как любовь к выпивке и веселью, и измена этому неписаному кодексу университетской чести имплицитно приравнивается, ни много ни мало, к служению дьяволу. Можно в этой связи вспомнить последний куплет Gaudeamus’а: <…> «Да погибнет дьявол – тот, кто против студентов» <…>. Однако нерушимой остается основная метафора «Физиолога»: слон – это символ согрешившего, «отпавшего от благодати» и погубленного своими грехами человека. Причем Толкин со своим героем поступает даже суровее, чем анонимный александрийский автор, не давая ему никаких шансов на спасение. Тейс Порк в статье «Средневековые животные в Средиземье: Дж.Р.Р. Толкин и древнеанглийский и среднеанглийский "Физиолог"» (2021) отмечает, что в отличие от сочетаний «burly lump» и «moving mountain» («изрядная глыба, подвижная гора»), явно заимствованных из начала среднеанглийского рассказа о слоне, остальная часть «Иумбо» демонстрирует весьма мало лексического влияния. Вместо этого Толкин использует более современные и очевидно многосложные слова, такие как «unmasticated», «unconvivial», «pharmaceutic» and «brobdingnagian». Последнее прилагательное образовано из названия страны великанов в «Путешествиях Гулливера» Дж. Свифта и своей громоздкостью способствует формированию образа неуглюжей громадины, а Марк Зендер отмечает, что другие слова в строке с ним аллитерируют («A brobdingnagian basilisk in badness»). В той же работе «Мамонт, мумак и "старый стих об Олифаунте, подходящий для рассказа у камина"» (2012) он показывает, что антиисламский выпад против «закона Магомета» в среднеанглийском тексте Толкином обыгрывается юмористически. #JRRT_произведения #JRRT_интерпретации