«НОВАЯ ТЕНЬ» ОТБРОШЕНА 8 или 9 января 1968 г. Толкин прекратил работу над продолжением «Властелина колец». В это время он, вероятно, создал третью, и последнюю, машинописную копию, заменил имя молодого человека на «Саэлон» и внёс некоторые изменения в формулировки, но не в сюжет. На конверте со штемпелем 8 января 1968 г. он набросал фрагмент, который начинался с того места, которого к тому времени достигла машинописная версия. «Новая тень», к которой Толкин после этого не возвращался, была опубликована его сыном Кристофером в «Народах Средиземья» в 1996 г. «Она также зачитывалась публично, самим мной (Шелдонианский театр, Оксфорд, 18 августа 1992 г.). В то время, не изучив бумаги с должной тщательностью, я находился под впечатлением, что текст B был самым поздним, и именно его я прочёл – поэтому имя молодого человека было Артаэль», – писал Кристофер Толкин в комментариях. – «Текстуальная история несложна, но поразительно велика. Существует, во-первых, подборка рукописных материалов, начинающаяся с двух сторон листа, содержащего оригинальное начало истории: она продвинулась не дальше воспоминаний молодого человека (называемого здесь Эгалмот ) [В оригинальном черновике начала истории (предшествующем A) это имя сначала было записано как Алтнот , но сразу же было заменено на Эгалмот. Изначально Эгалмот был Владыкой Народа Небесной Арки в Гондолине; кроме того, это было имя восемнадцатого правящего Наместника Гондора. – Примечание К. Толкина.] об упрёке и нотации, полученных им от Борласа [Борлас было именем старшего сына Бора-истерлинга, позже изменённым на Борлад (XI.240); он был убит в Битве Бессчётных Слёз, оставшись верным по отношению к эльдар. – Примечание К. Толкина.], когда тот поймал его, ещё мальчишку, при воровстве яблок из его сада. Затем, существует текст, который я назову «A», написанный быстрым, но понятным почерком, и он доходит до места, далее которого история не заходила (имя молодого человека здесь также Эгалмот). За ним идёт машинопись в первом экземпляре и в кальке «B», которая весьма близко следует за «A» и заканчивается в том же месте: в ней присутствует великое множество мелких правок в оборотах речи, но ничего, что изменяло бы повествование даже незначительным образом (молодой человек, однако, теперь носит имя Артаэль ). Существует также исполненный личным секретарём машинописный текст, восходящий к «B», не обладающий самостоятельной ценностью [Его первая страница была отпечатана на машинке, которую мой отец впервые использовал примерно в конце 1958 г. (X.300), а оставшуюся часть – на той, что использовал до неё (той, которая использовалась для текста B). – Примечание К. Толкина.]. Наконец, существует ещё одна машинопись, «C», также с калькой, которая доходит лишь до того места в истории, когда молодой человек – называемый здесь Саэлон [Имя Саэлон обнаружено в черновике к «Атрабет Финрод ах Андрет» как одно из имён мудрой женщины Андрет из эдайн, беседовавшей с Финродом; в окончательном тексте оно стало Саэлинд, что переводится как «мудрое сердце» (X.305, 351-352). – Примечание К. Толкина.]. – оставляет Борласа в его саду, задумавшегося, «роясь в своей памяти в поисках того, с чего началась эта странная и тревожная беседа» [перевод Ингвалла Колдуна] (с. 416). Этот текст C использует B во многом так же, как B использует A: изменяет обороты речи (местами совершенно радикально), но ни в коей мере не создавая альтернативы сюжету и не придавая ему новых направлений. Кажется странным, что мой отец был вынужден сделать не менее трёх версий, каждая из которых демонстрирует весьма внимательное отношение к улучшению текста в деталях, в то время как сам сюжет продвинулся столь незначительно. Используемые пишущие машинки свидетельствуют, однако, о том, что C был сделан значительно позже. Машинка, на которой был напечатан B, была той, которую он использовал в 1950-х […] но пишущая машинка, использованная для C, была его последней. В своей «Биографии» (с. 228) Хамфри Карпентер утверждает, что в 1965 г. у моего отца «отыскался машинописный текст «Новой Тени», продолжения к «Властелину Колец», которое было начато довольно давно, но оставлено после нескольких страниц… Толкин взялся его перечитывать, впал в раздумья и засиделся до четырех часов ночи» [перевод А. Хромовой]. Я не знаю источника этого утверждения; но ещё одним доказательством служит использованный конверт со штемпелем от 8 января 1968 г., на оборотной стороне которого мой отец набросал отрывок о Борласе, продолжающий описание обстоятельств, в которых он оказался во время, описанное в начальной части истории […]. Это несомненное доказательство того, что он всё ещё размышлял над «Новой Тенью» даже в 1968 г.; и поскольку этот грубо набросанный отрывок следовал после той точки, которая была достигнута в машинописи C […], кажется весьма вероятным, что C датируется тем же временем. Далее, таким же свидетельством является оригинальная работа (представленная рукописью A и машинописью B), начало которой положено в 1950-х. В письме от 13 мая 1964 г. («Письма», № 256 [перевод С. Лихачёвой, за исключением пояснения К. Толкина]) он писал: «Я в самом деле начал повесть, действие которой происходит примерно 100 лет спустя после Низвержения [Саурона – пояснение К. Толкина], но она оказалась слишком уж мрачной и тягостной. Поскольку мы имеем дело с людьми , мы неизбежно столкнемся с самой прискорбной чертой их натуры: они быстро пресыщаются хорошим. Так что во времена мира, справедливости и процветания люди Гондора сделались бы недовольны и беспокойны — в то время как королевская династия, потомки Арагорна, умалились бы до самых обыкновенных королей и управителей, вроде Денетора или даже хуже. Я обнаружил, что даже в эти ранние времена возникли революционные заговоры вокруг центра тайного сатанинского культа; а гондорские мальчишки играли в орков и безобразничали в округе. Я мог бы написать «триллер» про заговор, его обнаружение и подавление — но к этому бы все и свелось. Оно того не стоит». Из указанного выше свидетельства, однако, следует, что в дальнейшем интерес к этой истории у него проснулся вновь и даже привёл к созданию новой (хотя и незавершённой) версии того, что он написал по этому поводу несколько лет назад. Но в 1972 г., за пятнадцать месяцев до смерти, он написал своему другу Дугласу Картеру («Письма», № 338 [перевод С. Лихачёвой]): «О временах позже первых нескольких лет Четвертой эпохи я ничего не писал. (Если не считать начала повести, действие которой предполагалось отнести к концу правления Эльдариона примерно 100 лет спустя после смерти Арагорна. Потом я, конечно же, обнаружил, что о временах Королевского Мира рассказывать особенно нечего; а войны, которые Арагорн вел, после низвержения Саурона особого интереса не представляют; но что примерно тогда практически наверняка возникла бы неудовлетворенность — из-за того, что (по-видимому) люди неизбежно пресыщаются хорошим: возникли бы тайные общества, практикующие темные культы, и «орочьи культы» среди подростков)». Чтобы скомпоновать нижеследующий текст, я напечатал [вариант] C до того момента, пока он не заканчивается, со зловещим молодым человеком, получившим имя Саэлон; а с этого момента я даю текст B, изменив имя с имеющегося в B Артаэля на Саэлона. […] Такая датировка, с учётом исторического периода, в который происходит действие, порождает непростой вопрос. В первом абзаце первоначального черновика (предшествующего A) читалось: «Было это в дни Эльдариона, сына того Элессара, о котором многое должна поведать древняя история, – тогда произошло это странное событие. Действительно, минуло менее ста двадцати лет после падения Тёмной Крепости…» Первый завершённый текст, рукопись A, гласит: «Прошло около ста десяти лет после падения Тёмной Крепости», и это повторяется в B. Мой отец напечатал начальную страницу позднего текста C в двух очень похожих вариантах, и в первом из них он сохранил чтение A и B, но во втором (напечатанном здесь) он написал «Сто пять лет». В письме 1964 г., процитированном на с. 410, он утверждал «примерно 100 лет спустя после Низвержения», а в письме 1972 г. (там же) – «примерно 100 лет спустя после смерти Арагорна». […] Отсюда следует, что все даты, данные в текстах (и в письме 1964 г.) относят историю ко времени ранее смерти Арагорна – которая произошла в 120 г. Четвёртой Эпохи = 1541 г. по Ширскому летоисчислению (Приложение B, в конце); хотя каждый из текстов относит её к дням его сына Эльдариона. Решение этого должно заключаться в факте, что в первом издании «Властелина колец» (там же) смерть Арагорна была записана на двадцать лет ранее, в 1521 г. по Ширскому летоисчислению, т.е. в 100 г. Четвёртой Эпохи. Дата, указанная в письме 1964 г. («примерно 100 лет спустя после Низвержения»), в действительности слишком ранняя даже в соответствии с датировкой первого издания, но это быстро объясняется как неточное приближение, приемлемое в этом контексте. Большую сложность представляют даты, данные в двух версиях первой страницы позднего текста C, которые не согласуются с датой смерти Арагорна по второму изданию (1966). Первая из них («около 110 лет») может быть объяснена как просто использование формулировки из текста B, которому следовал мой отец; но во второй версии он несомненно размышлял над этой датой, поскольку изменил её на «105 лет», то есть, на 103 г. Четвёртой Эпохи. Я затрудняюсь это объяснить. В письме 1972 г. он дал гораздо более позднюю дату, помещая историю примерно в 220 г. Четвёртой Эпохи (и даруя Эльдариону правление, длившееся не меньше 100 лет). […] «…он почуял старое Зло, и узнал его, ибо это воистину было оно». Здесь, как в A, так и в B, заканчивается «Новая тень», и мы никогда не узнаем ни того, что обнаружил Борлас в своём тёмном и тихом доме, ни того, какую роль в этом сыграл Саэлон, ни того, что он намеревался сделать. Достойных историй о днях Королевского Мира не будет – сказал мой отец, и пренебрежительно высказался о начатой им истории: «Я мог бы написать «триллер» про заговор, его обнаружение и подавление — но к этому бы все и свелось. Оно того не стоит» [перевод С. Лихачёвой]. Тем не менее, это был бы весьма замечательный «триллер», и вполне можно было бы рассматривать то, что он был рано заброшен, с сожалением. Но, возможно, причина, по которой он его забросил, была не только в этом – или, возможно, скорее заключалась в словах, которые он высказал с большей убеждённостью: что масштабная структура созданного им сюжета, во множестве его форм, подошла к своему истинному концу с Низвержением Саурона. Как он писал («Кольцо Моргота», с. 404), «Саурон был проблемой, окончательно решить которую предстояло людям: первым из множества сосредоточений зла в определённых силовых точках, против которых они должны были бы бороться, а также последним из них, обладавшим «мифологической» персонализированной (но нечеловеческой) формой». (На иллюстрация MirachRavaia Борлас отчитывает Саэлона за кражу яблок).