ФРАГМЕНТЫ КОММЕНТАРИЕВ К ИЗДАНИЮ «СЭР ГАВЕЙН И ЗЕЛЁНЫЙ РЫЦАРЬ» (1925) Э.В. Гордон, Дж.Р.Р. Толкин История легенды История «Сэра Гавейна» состоит из двух основных приключений: первое (занимающее первый и четвертый разделы поэмы) – с вызовом Зеленого Рыцаря и вытекающем состязании по обезглавливанию, второе (во втором и третьем разделах) – с искушением сэра Гавейна в замке. Эти два приключения по отдельности встречаются в других романах, в узнаваемо похожем виде; в данной комбинированной форме они существуют лишь в «Сэре Гавейне» и двух более поздних английских поэмах, которые тесно с ним связаны. Оба приключения происходят в конечном счете из кельтской легенды. Пример кельтской формы приключения с вызовом представлен в «Сделке победителя», эпизоде в среднеирландском романе «Пир Брикриу», сохранившемся в рукописи, датируемой примерно 1100 г. Сама история должна быть как минимум на век старше. В ирландской версии вызов присутствует уже в развитой литературной форме и содержит все существенные детали более поздних версий. Интересная общая черта, которую разделяют лишь ирландская история и «Сэр Гавейн», это то, что на героя нацелены ТРИ удара, когда наступает черед бить бросившему вызов. Из кельтской версии сюжет о вызове перешел во французскую, но каким путем – выяснить невозможно. Ничто не указывает на то, был ли непосредственный кельтский источник валлийским, корнским или бретонским. <…> Профессор Киттредж допустил, что английский поэт обнаружил эту историю в родственном французском романе, ныне утраченном. Существование такого оригинала доказать невозможно, и оно ставилось под сомнение: кельтская легенда могла начать хождение на северо-востоке Англии без помощи французской версии. Но очевидно, что автор «Сэра Гавейна» в некоторой степени зависел от французских романов; то, что он настаивает на учтивости персонажей, является частью французской традиции; можно проследить влияние характерных для французского оборотов <…>; далее, соответствие французским аналогам зачастую наблюдается в деталях. В целом, предположение Киттреджа о французском оригинале <…> кажется подтвержденным. Необходимо иметь в виду, что ни одна из французских версий не происходит от другой, и следует предположить наличие как минимум двух других утраченных романов, принадлежащих к этой же традиции. Работа с источником Можно принять, что общие элементы в «Сэре Гавейне» и французских аналогах прошли через утраченный французский оригинал. В действии «Сэра Гавейна» мало того, чего бы не обнаруживалось и в этих аналогах; поэтому оказывается, что в отношении сюжета английский поэт близко следовал своему источнику, как и пообещал: I schal telle hit astit, as I in toun herde. <Я расскажу это прямо, как слышал в городе.> Автор «Сэра Гавейна» принял цели и достоинства французского романа, как мало кто из английских сочинителей такого рода литературы. Его поэма столь же человечна, столь же умело наполнена многообразием и столь же неизменно изысканна, сколь и лучшие французские романы. В этих самых отношениях он, вероятно, превзошел свой оригинал, как он несомненно превзошел существующие романы об обезглавливании и искушении. Далее, он обладал особым талантом к описаниям и обогатил все обрамление множеством деталей, необычных для французского романа. Он обращается с историей, проявляя нравственную чуткость, с которой не сравнится ни один аналог. Его работа воистину не была просто воспроизведением существующего – это новое творение. Многие места, вдобавок к тому, что не имеют параллелей в существующих французских версиях, особенно характерны для этого английского поэта и могут почти без сомнений быть приняты за новый материал, введенный им самим. Среди этих мест – начало, связывающее рассказ с легендарным основанием Британии Брутом, и окончание на той же ноте; две строфы о смене времен года в начале второго раздела поэмы; [Хотя признается, что начинать разделы романа лирическими по тону строками, как в этих двух строфах – это подражание французскому обыкновению. <…>] снаряжение Сэра Гавейна – с аллегорическим описанием пентаграммы на его щите; маршрут Гавейна и описание замка Берсилака <Бертилака>; описание трех охот; зимняя погода и ландшафт в последнем разделе поэмы. Неоднозначен вопрос, в какой мере объяснение Берсилаком своей задачи в роли Зеленого Рыцаря обязано английскому поэту; возможно, образ заклинательницы, ответственной за весь сюжет, стар, но ее отождествление с Феей Морганой – нововведение английского поэта. [Киттредж (p. 134) придерживается мнения, что английский поэт ввел саму чародейку. Но там, где присутствует наложение чар, чародейка, вероятно, должна появиться при развитии истории весьма рано. В <…> (средневерхненемецких романах <…>) присутствует чародей. Старая сморщенная чародейка – общераспространенный персонаж французского романа <…>, и более вероятно, что ее ввел французский поэт.] Хотя история и взята из французского источника, по стилю поэма представляет собой кульминацию среднеанглийской аллитерационной традиции; поэт свободно заимствует из традиционного источника слов и фраз. Непохоже, чтобы он находился в долгу перед какой-либо существующей до сих пор конкретной аллитерационной поэмой. Параллели с творчеством других поэтов всего лишь конвенциональны или случайны. Однако он использовал фразы и подробности описания из поэм, по-видимому, представляющих более раннее собственное его творчество, особенно в описании новогоднего пира Артура (114 и далее), который очень напоминает описание пира Валтасара в «Чистоте» (1401 и далее) и в описании замка Берсилака, в котором он повторяет фразы, использованные в «Чистоте» для описания «aþel vessel» <великолепной посуды>, вынесенной на Валтасаровом пиру. Автор и его творчество Личность автора «Сэра Гавейна» неизвестна. <…> «Сэр Гавейн» тесно связан по языку и стилю с тремя другими поэмами в той же рукописи. <…> Другие поэмы весьма разнообразны по форме и теме. В «Терпении» в живой манере рассказывается история Ионы и то, как он выучил урок терпения. Присущему поэту дару описаний не стала помехой даже китовая утроба: она столь же живописна, как пейзажи «Сэра Гавейна». В «Чистоте» пересказаны ещё три библейские истории, иллюстрирующие ценность духовной чистоты и Господне наказание скверны: разрушение Содома и Гоморры, Потоп и падение Валтасара. «Чистота» уступает «Терпению» и «Сэру Гавейну» в искусстве повествования, но поэт не упустил возможности описать наводнение и Валтасаров пир. «Терпение» и «Чистота» написаны аллитерационными строками, сгруппированными в четверостишия, хотя система четверостиший то и дело дает сбои. «Жемчужина» – элегия о малолетней дочери поэта, умершей на втором году жизни. Однажды он засыпает у ее могилы, и его душа попадает на поля блаженных. На берегу небесной реки он встречает свою дочь, ставшую одной из цариц небесных. Она рассказывает ему о небесном благе и показывает видение небесного города. Написанная строфами по двенадцать строк, имеющих по четыре ударения в каждой (и объединенных внутри строф в четверостишия), «Жемчужина» характеризуется более быстрым и лиричным темпом, чем любое другое произведение поэта. Здесь его личность и переживания проявляются в большей степени, чем в других поэмах, и из-за скорби по потере дочери, и из-за пламенного религиозного чувства. Ему не всегда удаётся поддерживать мастерство при обращении с трудным сочетанием аллитерации и усложненной схемы рифмовки, и все же несмотря на неровности, поэма в своем роде столь же прекрасна, как «Сэр Гавейн». Имеются признаки того, что «Терпение» и «Чистота» были написаны до «Сэра Гавейна». Стоит отметить далее, что объединение в четверостишия, проходящее через «Терпение» и «Чистоту», обнаруживается и в «Жемчужине», но не в «Сэре Гавейне»; это можно принять за свидетельство того, что другие три поэмы были написаны последовательно, а «Сэр Гавейн» – заключительной, но безусловно, это не более чем всего лишь один признак. Гомилетический <проповеднический> характер «Терпения» и «Чистоты», теология в «Жемчужине», нравственная серьезность «Сэра Гавейна» – все это предполагает, что автор мог быть священником. Несомненно, он получил духовное образование, но его близкое знакомство с куртуазной жизнью и удовольствие, от нее получаемое, заставляют сомневаться, был ли он священником. Из «Жемчужины» мы знаем, что у него была дочь, но это не определяющий фактор: например, он мог быть рукоположен позже. Он хорошо знал мирскую жизнь знати, но даже если он был священником, он вполне мог быть капелланом в домовладении какого-либо дворянина или сам иметь благородное происхождение, получившим классическое образование. В «Сэре Гавейне» он демонстрирует детализированные и даже специальные познания об охоте; об обслуживании в доме дворянина; о последнем слове замковой архитектуры в тот период; о доспехах и платье рыцаря. В «Терпении» он довольно легко использует правильные обозначения частей корабля. Богат он и книжной ученостью: мы знаем, что он читал <Артуровскую> «Вульгату» по-латыни, в «Чистоте» он цитирует «Роман о Розе» Клопинеля, и очевидно, использовал французский текст «Приключений Мандевиля». Возможно, единственное безопасное заключение, которое можно сделать о поэте по его поэмам – то, что он был человеком ученым и гением. #JRRT_произведения