КАК Я УЧИЛСЯ ПИСАТЬ В моих заметках главное – не стиль, а содержание, попытка ознакомить русскоязычных читателей с ранее неизвестными им фактами. И всё же, раз у меня получается так много писать, какой-то стиль, несомненно, должен иметься. Так что сделаю отступление и расскажу, как я учился писать. Разумеется, не писать в обычном смысле слова – это было настолько давно, что я и не припомню (сохранилась открытка из Абхазии, где мы отдыхали, в которой я накарябал дедушке с бабушкой пару строк, когда мне исполнилось четыре года). Я имею в виду – писать научно-популярные тексты. Когда я учился, школьников не заставляли делать рефераты, проекты и прочее с малолетства. Так что первые свои рефераты я написал, занимаясь в геологическом кружке, и мне до сих пор за них стыдно. Они сохранились – про драгоценные камни, летающих ящеров и термальные воды. Это был какой-то ужас, переписывание фрагментов из книг, без полноценных ссылок и прочих атрибутов, полагающихся подобным текстам. И от процесса остались неприятные воспоминания, и от результата. Третий реферат, на неинтересную мне тему, мне даже помогли написать, чтобы всё-таки отправить все три в Санкт-Петербург для последующего участия в геологической олимпиаде. Как и следовало ожидать, оценили их невысоко – что оказалось плюсом, так как авторы работ, оцененных на «отлично», потом в городе на Неве «защищали» свои работы, отвечая на вопросы от нас, менее успешных участников. Прошло несколько лет, за которые я успел познакомиться с творчеством Толкиена (всё-таки для толкиновской группы пишу, надо сделать реверанс). Пару лет назад в региональном выпуске «Российской газеты» об этом писали так: «В детстве он видел у одноклассника "Хоббита", но не читал. Соседка, которая работала в книжном магазине, одолжила первую часть "Властелина колец". Произведение оказалось любопытным, и когда Константин был в 11-м классе, мама подарила ему сокращенный однотомный перевод саги о хоббитах». В интервью местной «Комсомольской правде» рассказ наполняется деталями: «У нас в подъезде жила женщина, работавшая в книжном магазине, у нее была очень богатая библиотека, - рассказывает Константин. - Когда я был школьником, заходил к ней в гости, и она давала мне читать свои книги. Так однажды я прочитал «Хранителей» Толкиена. Книга мне очень понравилась. Поэтому мама подарила мне на день рождения «Хоббита». Так все и началось…» На самом деле, в подарок я получил две книги: «Хоббит» 1976 года издания и «Повесть о Кольце» 1991 года, купленные с рук – и найти их было непросто. И произошло это, как я вчера выяснил, не в 11 классе, а раньше, наверное, в десятом, если не в девятом. Два года назад я делился рассказом о себе в группе «Толкиновские чтения»: «В 11-м классе нам дали доступ в центральную областную библиотеку, где я писал работу об отмене крепостного права в Пермской губернии (несмотря на то, что с тех пор в моём багаже появился целый ряд работ, и даже (в соавторстве) учебно-практическое пособие, именно её я, наверное, назову лучшей). Один из моих одноклассников писал что-то про викингов, и я попросил посмотреть изучаемую им книгу, которая оказалась сборником, включавшим «Старшую Эдду». Так я обнаружил перечень карликов, весьма напоминающий персонажей «Хоббита». И практически тогда же я впервые встретил «Сильмариллион». В тематическом каталоге он был в разделе «Мифы народов мира» с уточнением «Эпос нолдоров» в библиографической карточке. Впрочем, из всей книги я осилил лишь окончание «Акаллабет» и "О Кольцах Власти и Третьей Эпохе"». Об этой-то своей работе я сегодня и расскажу. Учился я тогда уже не в «химическом», а в «историческом» классе, и не в школе, а в лицее при Пермском государственном университете (ПГУ). Ежегодно весной проходила конференция для учащихся, приравнивавшаяся к районной: победители попадали сразу на областной уровень. Десятиклассники могли выступать по желанию, а вот для одиннадцатиклассников участие было обязательным. Писать свою работу я начал в десятом классе, но закончил – и защищал – только в одиннадцатом. И учиться мне пришлось самому: наш классный руководитель считался и научным, но поскольку он числился таковым у всего класса, этот статус был довольно формальным, и индивидуальная работа не проводилась. Благодаря тесной связке лицея с университетом мы были записаны в университетскую библиотеку и могли пользоваться читальными залами уже с 10 класса. Я этим и пользовался: ходил по нескольку раз в неделю в библиотеку и засиживался там до самого закрытия, до восьми вечера, сдавая книги одним из самых последних, только после объявления библиотекаря об окончании работы зала. Потом, возвращаясь домой, делал домашнее задание – а задавали нам на серьёзном уровне и немало (писали до мозолей на пальцах). И так из месяца в месяц. Одна тетрадка за другой покрывалась пространными выписками из литературы. Всё делалось вручную. Сначала тематический каталог – и выписка данных из карточек к себе на память и на бланки требований для заказа. Потом работа с изданием – и выписка других изданий из примечаний и списков источников и литературы. Поиск этих других изданий – уже по алфавитному каталогу. А ведь основным фондом библиотека не ограничивалась. Во втором корпусе университета находился зал социально-гуманитарной литературы, с собственным книгохранилищем, а ещё в одном – зал периодики. Но материал мало выписать, его надо проанализировать, структурировать и обобщить, сделать выводы. Всё-таки я был не совсем самоучкой: меня учили авторы книг и статей, которые я читал. Я пытался понять, как построены введения и заключения, старательно выписывал используемые в них формулировки – которые должны были пригодиться мне месяцы спустя как образец. В одиннадцатом классе, как уже было сказано, нам дали доступ в отдел социально-экономической литературы областной библиотеки имени Максима Горького. Вечера в будни я проводил в ПГУ, но по воскресеньям вузовская библиотека не работала, зато работала «горьковка». Я приходил туда к открытию и уходил, когда она закрывалась. Фонды там были другие, включавшие издания, отсутствовавшие в университете, так что материалы мои пополнились. И ещё один момент: в горьковской библиотеке был копировальный аппарат, «ксерокс». Стоили копии тогда дорого, так что воспользовался я им лишь когда без этого было не обойтись: в конец работы было помещено приложение: часть раскладной карты, вложенной в одну из книг на интересующую меня тему. Она тоже делалась в два этапа: на карту был наложен листок с самодельной легендой – пояснения к условным знакам были напечатаны на коппьютере, а вот сами они рисовались мной от руки. И уже с такой копии снималась итоговая для конференции. Всё остальное было рукописным – и первый вариант работы, защищавшийся на лицейской конференции, тоже был рукописным, как и у одноклассников. Согласно требованиям, отпечатанным должен был быть лишь титульный лист – и его нам, кажется, распечатывали организованно, на лицейской оргтехнике. А рукописный текст означал, что если ошибёшься внизу страницы (под лист формата А4 подкладывался специальный шаблон, разлинованный в линейку, просвечивающий сквозь основной лист – чтобы строчки выходили аккуратными), надо было переписывать её целиком. Такой формат работы тренировал не только руку, но и память. Даже если переписываешь «на автомате», выбирая, что именно надо переписывать, пропускаешь текст через себя. Да и не всё «на автомате» переписывается, так или иначе размышляешь над текстом, причём не только над содержанием, но и формой. И всё это так или иначе надо было откладывать в памяти: то, что сейчас легко находишь полнотекстовым поиском, тогда можно было найти – если забудешь – лишь при помощи непосредственного перечитывания десятков страниц выписок (да каких-то вспомогательных материалов, наподобие рабочих списков проверяемых источников и литературы). Современное фото на мобильный телефон, конечно, быстрее, но экономя время и усилия, теряешь какие-то дополнительные зацепки. В дневнике, который тогда вёл, попадаются фразы: «Ходил в библиотеку ПГУ конспектировать статьи» (14 октября), «За каникулы должен подготовить черновик реферата» (1 января), «Завтра будет конференция в лицее. Тема моего реферата – "Отмена крепостного права в Пермской губернии"» (5 марта). И неожиданный список 16 января: «Отношение. Мой любимый художник – И. Босх -//- писатель – Дж.Р.Р. Толкиен». Рукописный вариант работы у меня не сохранился – лишь черновик напечатанного, заслуживающего отдельного рассказа.