ДЕТИ УНГОЛИАНТ (ЧАСТЬ 1). Как и у гномов, эльфов, гоблинов, волков и орлов, у пауков была долгая история в мифологии Толкина, прослеживаемая более чем на десятилетие до того, как он начал «Хоббита». Это ещё одна связь, возвращающая к Легендариуму, ещё один пример врагов и друзей, которых Бильбо встречает в своём нежданном путешествии, которые оказываются, при пристальном изучении, потомками слуг и приближённых первого Тёмного Властелина или его противников. Даже Некромант, которого старается избегать компания Бильбо (и верно делает, так как он уничтожил предыдущую гномью экспедицию, руководимую отцом Гандалва <т.е. Торина> столетие назад) попадает в эту категорию, являясь самим Тху, Морготским заместителем, который вскоре будет вдобавок наречён Сауроном. Однако, в отличие от гоблинов и волков, пауки не могут прямо быть названы Детьми Моргота, потому что они происходят не от самого первого великого Тёмного Властелина, а от его временной союзницы Унголиант, Паучихи Ночи. Показательно, что когда гоблины и варги отправляются на войну в кульминации книги, пауки остаются на месте, не принимая участия в Битве пяти армий – как Унголиант до них и Шелоб после; они, по сути, являются несоюзным злом (как Бомбадил во «Властелине колец» является несоюзным добром). С первого взгляда паук, хоть и большой, не кажется слишком эпическим оппонентом для нашего героя, но это обманчиво. Использование Толкином пауков как главных злодеев и ужасной угрозы уходит корнями в ранний пласт мифологии, когда пёс (Хуан) мог победить эльфийских владык, кот (Тевильдо) талантливо служил одним из самых способных заместителей Мэлько, а Паучиха (Унголиант) погрузила весь мир во тьму. Несомненно, Лорд Дансени, оказывавший большое влияние на Толкина на той ранней стадии, стравливает своих героев с пауками ростом с человека в рассказе «Крепость, Несокрушимая Иначе Как Для Сакнота» ([1907]; в сборнике «Меч Веллерана» [1908]), а также в «Прискорбной истории Тангобринда-ювелира» ([1910]; в сборнике «Книга чудес» [1912]). В последней чудовищный демон-паук уничтожает героя, тогда как в первой большой паук оказывается одним из немногих врагов, ускользающих от героя и спасающихся, потерпев поражение, но оставшись в живых. Эти примеры, возможно, обусловили ту значимость, которую Толкин придавал чудовищным паукам и их победителям в своих собственных произведениях. Сразив одного из Больших Пауков Темнолесья, Бильбо присоединяется к очень избранной компании толкиновских героев: Эарендель Мореход, первоначальный персонаж в толкиновском мифе (появившийся в стихотворении 1914 года – самом первым записанном фрагменте того, что позже стало Средиземьем, см. ниже) был паукоубийцей. Таким был и Берен, персонаж, с которым Толкин идентифицировал себя в наибольшей степени (вплоть до нанесения этого имени на надгробную плиту писателя). И конечно, неоценимый Сэмуайз Гэмджи, которого Толкин под настроение считал «главным героем» «Властелина Колец» (Письмо Уолдману), если и не был паукоубийцей, то определённо победил в эпической битве с паучихой, нанеся ей почти смертельный удар. Как и толкиновские орлы, пауки представляют собой мифологический элемент, который первоначально занимал важную, но специфическую часть в рассказе, и который рос с течением времени, по мере того, как они прокладывали себе дорогу в другие части историй. В этом случае убийство Двух Древ Валинора, совершённое Унголиант, было первоначальным элементом, восходящим к исходным «Утраченным сказаниям»: сцена, в которой она и Мэлько заключают союз, прокрадываются в Валинор, уничтожают древа света и спасаются бегством, различается в деталях и по тону на протяжении десятилетий переработок, но в сущности остаётся той же самой на протяжении всей долгой эволюции сказания. Именно на такую историю ссылается наша рукопись, когда в начале следующей главы Балин вызывает гнев эльфийского короля, задав вопрос: «Разве пауки ваши ручные звери или домашние любимцы, если их убийство тебя рассердило»? Такой вопрос в любом случае разозлил бы его, так как лесные эльфы считают пауков мерзкими и нечистыми. Это эльфийское отвращение к паукам можно проследить до «Истории Тинувиэли» [«Книга Утраченных сказаний», II, стр. 10–11 <перевод С. Лихачёвой>], в которой нам рассказывается, что «Тинувиэль танцевала, пока, наконец, не угас летний вечер. Тогда запорхали белые мотыльки, но Тинувиэль, будучи фэери, не пугалась их, так как это в обычае у детей человеческих, хотя жуков она не любила, а до паука не дотронется никто из эльфов – из-за Унгвэлиантэ [Унголиант]». Из четырёх ранних появлений чудовищных пауков в легендариуме до «Хоббита», три включают Унголиант, которая по изначальной концепции была в меньшей степени физическим созданием, чем <…> Предвечной Ночью, воплощённой в чудовищной форме. <…> «Гномский словарь» <«Номский лексикон»> 1917 г. трактует одно из многих её имён, Муру, как «название Первозданной Ночи, персонифицированной как Гвэрлум [Мракоткущая] или Гунглионт [Паучиха Ночи]» <перевод КУС-1 Б. Гаршина, В. Свиридова> («Парма Эльдаламберон», т. XI, с. 58, 43; «Книга Утраченных сказаний», I, указатель и 153). Гвэрлум и (Ун)Гунглионт сами по себе представляют две более ранние формы её номского (синдаринского) и квэнийского (квенийского) имён ; Унгвэ Лианти/Унгвэлиантэ («Паучиха-пряха») и Вириломэ («ткущая тени») – другие варианты последнего, тогда как Унголиант – окончательная форма её имени на синдарине. Составленный Кристофером Толкином Указатель к «Книге Утраченных сказаний, части I» определяет «Мору» как «“Изначальная Тьма” персонифицированная в Великой Паучихе» («Книга Утраченных сказаний, I, 288 <перевод Д. Виноходова>), и в самом раннем тексте, в котором описывается она и её логово, представлена эта концепция: «край глубочайшего мрака… мрачную пещеру в холмах, сокрытую паутиной тьмы, где черный воздух тяжело и удушающе липнет к лицу и рукам входящего. Здесь позже пленены были на время Солнце и Луна. Здесь обитал изначальный дух Мору, о которой даже валар не ведают, откуда или когда она явилась… она была всегда. И поныне она обитает в тех зловещих местах в обличье мерзкого паука, прядя из мрака цепкую паутину, что ловит в свои тенета звезды, луны и все блестящее, что странствует по воздуху… [Ж]адно она поглощала свет, который питал ее, но производила она лишь ту тьму, что есть отрицание всякого света. («Книга утраченных сказаний», I, 151–152 <перевод С. Таскаевой>) Самым великим деянием Унголиант, без сомнения, было уничтожение Двух Древ Валинора, которое погрузило мир во тьму. Но на ранних стадиях мифологии она оставалась угрозой даже после отступления в своё подземное логово в Эрумане далеко на юге («Мэлько владел севером, а Унгвэлиант – югом», «Книга Утраченных сказаний», I, 182 <перевод С. Таскаевой>), и нам даже сообщается, что солнце и луна прокладывают путь вдоль экватора, чтобы избежать опасностей, порождённых этими двумя архизлодеями (там же). Успешная попытка валар вернуть миру свет ещё раз, сотворением Солнца и Луны, была почти сорвана Великой Паучихой, согласно толкиновским наброскам и заметкам для (ненаписанного) «Сказания об Эаренделе». <…> Толкин замышлял историю, в которой Унголиант поймала Солнце в свои сети, когда оно проплывало под землёй, в результате чего Солнце больше не было благословенным, в отличие от Луны: «Мору полонила Урвэнди (Мэлько низверг ее с ладьи, и с тех пор только Луна волшебна). Исход и Битва при Эруман и вызволят ее и воспламенят Волшебное Солнце». – «История Эриола, или Эльфвине, и окончание сказаний» («Книга Утраченных сказаний», II, 286 <перевод Б. Каршина, А. Каркошки, В. Свиридова>). К несчастью, эта ускользающая сюжетная нить, лежащая в основе нескольких крупных пророчеств в «Книге Утраченных сказаний», так и не нашла отражения во всей полноте в записанном сказании. #THOTH