ОТЦОВСКИЕ СОВЕТЫ 43 Из письма к Майклу Толкину 6–8 Марта 1941 г. [Неопубликованные фрагменты.] Я очень тебя люблю, и не меньше оттого, что бремя нашей эпохи, из всех моих детей, легло самым тяжким грузом на твои плечи. Что касается твоего страха, что ты можешь не пережить эту войну (мысль, как ты заметил, весьма уместная в данном контексте): это небезосновательно. (Возможно, никто из нас не переживёт – даже Присцилла. Меня часто охватывает внезапный ужасный страх, что все мы погибнем). Из нас шести [родители и четверо детей] ты, с человеческой точки зрения, в самом опасном положении. Но домой не смогут вернуться не обязательно те, кто служит на опасном посту. И в любом случае, внезапный страх НЕ имеет явной ценности. Он ничего не говорит нам о Божьих планах на тебя. Случаются такие вещи, как «предвидения». Как правило, это несчастные случаи, а не благословения; и как они вписываются в схему Времени и Морали, я не знаю. Но, кроме как в самых редких случаях (и даже не закрывая глаза на уловки Врага), решения для всех должны приниматься на основе разума и простого благоразумия ... В ВОЕННОЕ ВРЕМЯ тот факт, что ты, возможно, не выживешь (когда большинство достойных юношей, имеющих хорошее здоровье, находятся в одинаковом положении) – не то обстоятельство, которое следует принимать во внимание в первую очередь. У женщин имеется своя храбрость и свой долг быть храбрыми. (Мужья умирают молодыми даже в мирное время.) Во многих отношениях они храбрее мужчин – разве что они принципиально уделяют столь мало внимания тем вещам, за которые ты и я могли бы отдать жизнь (или представить, что отдаём): кресту Св. Георгия (мой выбор); Англии; Королю; свободе; славе; чести (даже демократии). Им всего лишь приходится с усмешкой принимать удары этого жестокого мира, который становится для них ещё безумнее из-за диких фантазий, таких как кроваво-красный крест на белом фоне, в котором сумасшедшие влюблённые мужчины видят проблеск Непадшего, Вечного, Желания, к которому устремлены все сердца. [Письмо написано по поводу того, что Майкл влюбился в медсестру.] У них имеется своя храбрость и свой долг – хотя это может привести к вдовству (с ребёнком на руках) ... [Далее следует фрагмент, опубликованный ранее, в котором Толкин излагает историю своих отношений с будущей женой. Он приводится здесь частично для связности изложения.] Моя собственная история настолько исключительна, настолько неправильна и неблагоразумна почти во всех подробностях, что взывать к благоразумию мне непросто. Однако ж нельзя выводить закон из крайностей; а случаи исключительные не всегда могут послужить примером для других. Что разумно было бы здесь привести, так нечто вроде автобиографии: причем, применительно к данной ситуации, с особым акцентом на ВОЗРАСТ и МАТЕРИАЛЬНОЕ ПОЛОЖЕНИЕ. <…> В те дни ребята шли в армию – либо подвергались остракизму. Ну и премерзкое же положение, – особенно для юноши, в избытке наделенного воображением и не то чтобы храброго! Ни ученой степени, ни денег, зато – невеста. Я выдержал поток злословия, намеки, на которые родня не скупилась, остался в университете и в 1915 году сдал выпускные экзамены с отличием первого класса. Сорвался в армию: на дворе – июль 1915. Понял, что больше не вынесу, и 22 марта 1916 года – женился. А в мае переплыл Ла-Манш (у меня до сих пор сохранились стихи, написанные по этому поводу!) – и угодил в кровавую бойню на Сомме. А теперь подумай о своей маме! И все-таки сейчас я ни на единое мгновение не усомнюсь: она лишь исполняла свой долг, не больше и не меньше; не то чтобы это умаляло ее заслуги. Я был совсем зеленым юнцом, с жалким дипломом бакалавра и со склонностью к виршеплетству, c несколькими фунтами за душой (20–40 фунтов годового дохода) [Толкин унаследовал от родителей небольшой доход: долю в южноафриканских приисках. – Прим. ред.], и те тают на глазах, при этом – никаких перспектив: второй лейтенант, на жалованье 7 шиллингов 6 пенсов в день, в пехоте, где шансы на выживание очень и очень невелики (для младшего офицера-то!). Она вышла за меня замуж в 1916 году, а Джон родился в 1917 (зачат и выношен в голодный 1917 год и в ходе кампании немецких подлодок ) приблизительно во время битвы при Камбре, когда казалось, что войне конца не будет (прямо как сейчас). Я вышел из доли, продал последние из моих южноафриканских акций, мое “наследство”, чтобы оплатить родильный дом. [Перевод С. Лихачёвой] Всё это ты можешь принять во внимание – в той мере, в какой это применимо к твоему случаю. Финансовая сторона имеет практическое значение. У меня было жалованье – 7 шиллингов 6 пенсов в день (позже, в 1917–1918 гг. – 10 шиллингов шесть пенсов): курс тогда был не сильно больше, чем сейчас. У твоей матери в то время был её собственный небольшой доход, примерно в 100 фунтов в год. [Жалованье Толкина в пересчёте на год составляло, соответственно, 137 фунтов, а позже 192 фунта в год.] Больше у нас ничего не было, А НАМ ПРИХОДИЛОСЬ СОДЕРЖАТЬ ТЁТУШКУ АЙ-И (часто на отдельной квартире). [Имеется в виду Дженни Гроув – двоюродная сестра матери Эдит.] У меня были родственники; но я никогда не обращался к ним или о. Френсису, с тех пор, как стал совершеннолетним, до тех пор, пока о<тец> Ф<ренсис> не помог в течение года или около того с оплатой школы Оратория для Джона [старшего сына Толкина]. Это означало внимательное отношение к деньгам, а порой и нужду. Счета за воинское содержание [вычеты из жалованья за столовую и т.п.] имели значение. Я не слишком хорошо знаю, каково будет твоё положение, когда тебя направят в часть ... У меня не было настоящей постоянной работы примерно до того времени, когда в 1920 г. родился ты. И я оказался удачлив (или благословен Богом взамен на мои страдания в детстве – кто знает?) сверх всяких разумных надежд. Никакие заслуги не прилагались к исключительным шансам и удаче, благодаря которым в 1925 г. я бросил якорь здесь, став самым молодым из оксфордских профессоров ... Я трудился, засидевшись допоздна, две ночи подряд (хотя многие темы я лишь слегка затронул), чтобы как можно лучше написать ради твоего блага о тех предметах, некоторое понимание которых мне придал кое-какой горький опыт. Но per me [сам по себе – лат.] я не являюсь ни хорошим человеком, ни мудрым. Извинением за то, что я тебе всё это адресую, служит то, что отец для молодого человека – это предназначенный свыше источник мудрости и советов. Если молодой человек не сможет почерпнуть немного мудрости от отца, тогда или он глупец, или его отец (что не редкость), или оба ... 43a Из письма к Майклу Толкину 12 марта 1941 г. Ещё одно слово – или поистине здравый совет (придерживаться его легче всего) – с возлюбленной, невестой, женой начинай в открытую и продолжай придерживаться этого дальше. Совершенно независимо от любви есть много вещей, которые, по мнению мужчины, правомерны, хотя и вызовут скандал. Пусть он не лжёт о них своей жене или возлюбленной! Откажись от них – или, если они стоят того, чтобы бороться, просто настаивай на своём. Такие вопросы возникают постоянно – кружка пива, трубка, ненаписанные письма, ещё один друг и т.д. и т.п. Если претензии другой стороны действительно необоснованны (а так бывает порой даже между дражайшими влюблёнными и самыми любящими друг друга женатыми парами), то лучше их встретить честным отказом и «скандалом», чем увёртками. 254a К Кристоферу Толкину, 8 февраля 1964 г. (не отослано) Не думаю, что некие «злые ветра» существуют на самом деле, хотя много холодных, резких и кажущихся жестокими ... Самые суровые по ощущениям, при всём при том, какой мерой бы мы ни меряли, это те ветра, что, как кажется, являются для нашего наказания, или как минимум, в результате наших собственных действий (или даже ошибок). (Увы, мне это слишком хорошо известно.) Боюсь, что всё это звучит нравоучительно – хотя, я думаю, всего лишь потому, что мы стали слишком стесняться говорить о таких вещах, а манеры нашего времени предпочитают «весёлое», даже легкомысленное, и сатирическое (или развенчавшее иллюзии), хотя бы в качестве панциря броненосца ... [Следующая часть письма написана 3 марта 1968 г., после того, как первая часть нашлась в ящике. – Прим. ред.] Увы! Секс и брак – неразрешимые проблемы, в которых колоссальный беспорядок человеческой «психики» виден лучше всего. Из всех даров человечеству во всей писаной истории ими злоупотребляли ужаснее всего, и все мысли и эмоции, касающиеся секса, нарушились и испортились; так что его естественную силу трудно контролировать – в действительности, для многих она неодолимо велика. Почти все известные ереси и отступничества и случаи личного нарушения верности обязаны этой силе (или равно «безумной» реакции, направленной против неё). Человечество вечно колеблется между отвращением и похотью. #JRRT_биография #JRRT_рядом