Эта запись была опубликована на стене группы "Толкин: жизнь и творчество" 2023-11-26 09:49:32.

Посмотреть все записи на стене

Толкин: жизнь и творчество
2023-11-26 09:49:32
РАЗМЫШЛЕНИЯ О «МИФОЛОГИИ ДЛЯ АНГЛИИ» Поделюсь и некоторыми своими мыслями по поводу статей Андерса Стенстрёма и Люка Шелтона (https://vk.com/wall-213107152_1991, https://vk.com/wall-213107152_1993, https://vk.com/wall-213107152_1994; https://vk.com/wall-213107152_1997), с учётом того, что оба автора посвятили предмету больше времени. С середины 1970-х гг., когда была выпущена «Биография» Х. Карпентера, толкиноведение продвинулось далеко вперёд. Некоторые её тезисы, подававшиеся как факты, оказались всего лишь предположениями – причём предположениями в дальнейшем опровергнутыми. Так, Карпентер написал про путешествие 1911 г. в Швейцарию: «Перед возвращением в Англию Толкин купил несколько художественных открыток. Среди них была репродукция картины немецкого художника И. Мадленера» (цитаты в переводе А. Хромовой). Впоследствии же выяснилось, что картина создана не раньше середины 1920-х гг., а открытки с неё напечатаны в середине 1930-х (https://vk.com/wall-146787020_5474). Напротив, некоторые тезисы Карпентера, долго остававшиеся не подкреплёнными фактами, лишь много времени спустя нашли прямое подтверждение. Так, фраза из «Биографии» «На самом деле мой Сэм Гэмджи списан с английского солдата, с тех рядовых и денщиков, которых я знал во время войны 1914 года и которым сам я уступал столь во многом», оказалась взята из черновика письма к Хамфри Коттону Минчину (апрель 1956 г.), причём в итоговом письме, ставшем известном благодаря продаже на аукционе, формулировка была иная. Однако ни в расширенном собрании писем, ни в других материалах, опубликованных за последние десятилетия, не нашлось толкиновской формулировки «мифология для Англии», автором которой, как обоснованно предположил Андерс Стенстрём, был не профессор, а его биограф. Можно, конечно, предположить, что когда-нибудь найдётся доказательство авторства Толкина – но шансы на это, по сравнению с 1970-ми, весьма малы и продолжают уменьшаться. Вместе с тем, это не означает автоматически, что карпентеровская формулировка неверна по сути. Стенстрём, на мой взгляд, убедительно показывает, что Толкин использовал слово «мифология» в разных значениях (узком, широком и том, что пересекается с первым и вторым). Даже те случаи, которые им не освещены, в принципе, могут подпадать под его описания. Например, под описание Стенстрёма «он иногда использовал слово «мифология» в отношении более раннего прошлого <…>, не оговаривая, что в этом материале «содержание становится “историческим”, а не мифическим» подходит «Очерк мифологии» – «составленный <…> как объяснение предыстории “аллитерационной версии” “Турина и Дракона”» (перевод С. Лихачёвой). Показывает он и то, что «мифологией» в узком смысле слова творчество Толкина не ограничивается, включая в себя и иные элементы. Первые языки, которые создавал Толкин, не нуждались в носителях. Но назначив им носителями фэйри в середине 1910-х гг., Толкин перешёл и к сочинению сказаний о них – сказаний эпических, в которых мифология оказывалась на заднем плане. Стенстрём справедливо обращает внимание, что в письме к мистеру Томпсону Толкин поддакивает неизвестному адресату и использует его формулировки – причём сформулированные лишь в отношении «Властелина колец». «...precisely to restore to the English an epic tradition and present them with a mythology of their own» «как раз-таки восстановить англичанам эпическую традицию и представить им их собственную мифологию» (перевод мой). Обращает Стенстрём внимание и на разницу между «for» и «to». В целом, необходимо более глубокое рассмотрение данного фрагмента и возможно заложенного в него смысла, нежели предпринято Стенстрёмом. Потому что обращаясь к неизвестному читателю, Толкин, подхватив его формулировки, как раз подчеркнул то, что они соответствуют его собственным мыслям. У него не было необходимости подстраиваться под Томпсона (как, например, подстраивался он под издателей), да и то, что письмо представляет собой черновик, не отменяет того, что Толкин в процессе его написания действительно придерживался такого взгляда – и, к тому же, заявленное перекликается и с другими письмами. (Дополнение: в комментарии https://vk.com/wall-213107152_1997?reply=2000 любезно написали ещё об одном свидетельстве, не только независимом от Карпентера, но даже предшествующем «Биографии»: Клайд Килби в книге «Толкин и Сильмариллион» (1976, pp. 43–44), вспоминал писал про беседы с писателем в 1966 г.: «Он сказал мне, что ранее рассматривал возможность посвятить «Сильмариллион» королеве Елизавете и заявить: "Единственное, чем ваша страна не богата – мифологией"»). Желание преподнести англичанам «a mythology» – одну из мифологий, сделанную одним из них, действительно, не означает желания навязать им свою мифологию как нечто, во что они поверят. При этом аргументы Стенстрёма о сложности возникновения веры в эту мифологию и сочетания с её христианством я не считаю слишком уж сильными: в конце концов, нашлись люди, которые действительно в неё поверили (и не только «дивные» на постсоветском пространстве 1990-х), а о том, как сочетать христианство и легендариум, написано немало и самим Толкином, и его исследователями в недавние годы. При всём при том, работа Стенстрёма – действительно, хотя и дискуссионное, но полноценное новое исследование. Заметка Люка Шелтона таковым не является. Заголовок у неё категоричный: «Why Calling Tolkien’s Work “A Mythology for England” is Wrong and Misleading» («Почему именовать творчество Толкина «Мифологией для Англии» – значит совершать ошибку и вводить в заблуждение»). Для начала автор противопоставляет «поклонников», среди которых эта идея популярна, и «учёных», среди которых это мнение уже не является преобладающим. Иными словами, ранее эта идея среди «учёных» преобладала, а теперь перестала преобладать. Сразу скажу, что тезис этот голословен. Шелтон не приводит никакой статистики, и даже по примерам у него фактически получается один на один (Джейн Ченс на Андерса Стенстрёма). Но это взятое с потолка утверждение Шелтон считает необходимым не только «прояснить» (что у него не получается), но и «популяризовать». Шелтон цитирует предложение из статьи «Мифология для Англии» в толкиновской энциклопедии под редакцией Майкла Драута о том, что фраза приписывается Толкину ошибочно. Однако, вслед за изложением исследования Стенстрёма, автор статьи Джейсон Фишер заключает: «Но хотя Толкин, вероятно, никогда не высказывал этой конкретной фразы, мы можем быть относительно уверены в том, что он мог бы её принять, так же, как мы можем быть уверены в том, что создание так называемой мифологии для Англии действительно было одной из его ранних целей». Шелтон умалчивает об этом выводе современного учёного, который фактически противоречит заявленному в заголовке поста. О письме Толкина Уолдману (фрагмент из которого, между прочим, публикуется во всех современных изданиях «Сильмариллиона»), Шелтон пишет, что теперь (now) оно – «infamous», (значение слова – «позорный, бесчестный, постыдный, пользующийся дурной славой, скверный, пакостный»). Абзац письма о задуманном цикле легенд (от слов «Только не смейтесь!» до «Вот абсурд!», по мнению Шелтона, «предполагает, что Толкин не желал больше создать такую мифологию, или как самый минимум больше не рассматривал создаваемую им мифологию как связанную с Англией». Аргументов в пользу такой трактовки Шелтон не приводит, однако это вовсе не единственно возможный вывод. Например, обратите внимание на первый тезис Стенстрёма: «То, что самонадеянности у него к 1951 году поубавилось, очевидно, означает, что теперь он избавился от абсурдного предвкушения того, что его труд станет грандиозным материалом для развития в других направлениях искусства, и что он не стал бы патетически* посвящать его Англии» (https://vk.com/wall-213107152_1993). Я бы предположил возможность и того, что желания у Толкина не убавилось, но убавилось (как он сам пишет) «самонадеянности»: он резонно предположил, что такой цикл ему не под силу (и действительно, завершить его ему так и не удалось). (*Вероятно, также, "трогательно", "безнадёжно" или "так нелепо".) Шелтон справедливо ссылается на Верлин Флигер, предупреждавшую о необходимости учитывать адресата того или иного толкиновского письма (я с этим согласен: Толкин подстраивался под личность и статус тех, кому он пишет) и заявлявшую, что с учётом типичного для Толкина самоуничижения в письме, попреки характеристикам «абсурд» и т.п., профессор воспринимал свой замысел серьёзно (при этом цитата из Флигер не доказывает тезиса Шелтона). Отметив мимоходом то, что Уолдман был «издателем» (точнее, редактором издательства), которому Толкин предлагал опубликовать весь свой цикл, Шелтон использует замечание Флигер как предлог для дезавуирования письма мистеру Томпсону: «Это менее ценное свидетельство, потому что мы не знаем, кем должен был быть получатель, и Толкин никогда в действительности не отправил это письмо, что означает, что он мог быть в процессе составления своего мнения». Я бы назвал это характерным примером манипуляции. Да, мы не знаем, кто такой «мистер Томпсон», но мы знаем, кем он не является: это не родственник, не коллега, не друг писателя или семьи (и даже вряд ли знакомый), не постоянный корреспондент (участник обмена письмами), не представитель издательства или СМИ. Это делает весьма резонным предположение, что это просто один из читателей (с распространённой английской фамилией), которому, Толкин, соответственно, писал без оглядки на его статус или личные связи. «Толкин никогда в действительности не отправил это письмо», потому что это был черновик – и характер толкиновского архива таков, что если бы Толкин не отправил и чистовик, последний бы также сохранился в переписке – и был бы включён в сборник. Подобные черновики в сборнике писем не редкость, и исследователями они принимаются за достоверный источник о воззрениях Толкина; более того, в тех случаях, когда нам известны и черновик, и реально отосланное письмо (например, по аукционам), они отличаются насыщенностью деталями, формулировками, но не представляют кардинально изменившихся взглядов на предмет. Предположение, что Толкин «мог быть в процессе составления своего мнения» на одно из главных дел своей жизни (на которое ушли десятилетия), и что мнение это могло серьёзно измениться за время между составлением черновика и чистовика (без отражения в черновике), вдвойне необоснованно. Стоит добавить, что в отличие от письма Томпсону, которое представлено автографом, от письма Уолдману сохранился лишь текст, перепечатанный (порой неточно) машинисткой. Назвав Джейн Ченс «вероятно, самым примечательным учёным, пропагандировавшим это представление о "мифологии для Англии"», Шелтон, тем самым, подразумевает наличие и иных, не занявших первое место на его самодельном пьедестале «пропагандистов» – однако не только не спорит с ними, но даже не упоминает. Контраргумент против Ченс процитирую целиком: «Однако литературоведение – это и искусство, и наука. Это искусство, потому что мы всегда имеем дело с неточностями и неувереностью. Мы никогда не можем знать, что автор «действительно имел в виду», потому что нам всегда приходится полагаться на слова, несовершенное средство для передачи смысла. Это наука, потому что она имеет дело с новой информацией и рассматривает её по мере поступления для того, чтобы обновлять и совершенствовать наше понимание». Первый аргумент великолепен: «мысль изречённая есть ложь», поэтому ложно то, что пишут мои оппоненты. Не согласен я и с применением второго аргумента: «новое» – не обязательно «хорошее», и «новое» – это не обязательно «правильное». А в рассматриваемой проблеме новых источников не появилось. Шелтон посвящает абзац изложению статьи Стенстрёма, после чего переходит к восхваляемой им работе Димитры Фими. Восхваляемой, на мой взгляд, чрезмерно. Димитра Фими – добротный, по современным меркам, учёный, но не выдающийся, в отличие от книг Гарта и Шиппи (к которым приравнивает её работу Шелтон, и сожалеет, что она не заслужила такого же внимания публики), Фими ни в коей мере не «произвела революцию», но напротив, всего лишь конформистски выстроила трактовку Толкина в соответствии с господствующей идеологией. Работающая в шотландском Глазго Фими считает, что Толкин переориентировался с «мифологии для Англии» на «мифологию для Британии» (которая, добавлю, включает Шотландию, «мифологию для Англии» в Глазго так легко не продашь). Приведённые Шелтоном доказательства Фими (английский национализм в стране угас) неубедительны, независимо от того, верен её тезис или нет. Собственно, на этом аргументация Шелтона и заканчивается, и автор делает ещё одно голословное утверждение об «учёных»: «Большинство отказались от выражения «мифология для Англии», а те, кто всё ещё его используют, делают это обдуманно или с аллюзией на более раннюю литературу, чтобы продемонстрировать контекстом, что они говорят об устаревшем концепте с особой целью». Похоже, что в отличие от учёных, некоторые из которых, как проговаривается Шелтон, до сих пор «обдуманно» используют это выражение, поклонники должны отказаться от идеи «мифологии для Англии», потому что такой отказ «более нов» (а новое, по представлениям Шелтона – это правильное, см. выше). «Многие поклонники всё ещё верят в то, что концепт «мифологии для Англии» был движущей силой для Толкина, и это во многом потому, что они не осведомлены о том, что имеются более новые исследования», – пишет он, и прежде чем ещё раз прорекламировать книгу Фими, чеканит: «Следовательно, теперь я завершу тем, что советую прекратить заявлять, что Толкин написал свои истории как "мифологию для Англии"». В устах главного редактора научного журнала Толкиновского общества, на мой взгляд, это звучит как директива – что я и отразил в заголовке своей заметки с изложением шелтоновского текста: «Свежая директива» (https://vk.com/wall-213107152_1997). #JRRT_интерпретации


rss Читать все сообщения группы "Толкин: жизнь и творчество" вконтакте в RSS