СКУЛЬПТОР ВЕРА 24 октября 2017 г. ушла из жизни Фейт Толкин. «Фейт» по-английски значит «вера». 28 апреля 1958 г. два бюста работы Фейт Толкин (один из них изображал Профессора) были взяты на летнюю выставку Королевской Академии. В день закрытого просмотра Фейт посетила Академию и позвонила своему тестю Джону Рональду, сообщив, что его бюст был выставлен в первом зале на удачном месте. На следующий день Толкин написал об этом своему издателю Рейнеру Анвину. Когда Кристофер и Фейт расстались, Толкин оплатил изготовление копии этого бюста в бронзе. После смерти Профессора Фейт изобразила его на памятном жетоне: профиль, вокруг которого нанесены не только фамилия Толкин и даты его жизни, но и эльфийская надпись «друг». «В своих бюстах-портретах она могла ухватить самую суть личности – трудноуловимую неповторимость, которой отмечено любое человеческое лицо, выделяющую его из миллиардов других лиц, которые когда-либо были – или будут», – вспоминал о матери её единственный сын. Большинство же работ Фейт были посвящены религиозной тематике. В августе 1994 г. друг Толкина отец Роберт Мюррей (Марри) написал о ней статью «Фейт Толкин: богослов среди скульпторов», в которой описывались её взгляды на ваяние и религию. Об одной группе работ она писала: «День, когда епископ Кристиан Холлис благословил эти статуи и приветствовал их, был одним из самых счастливых дней в моей жизни. То, что они продолжают участвовать в обрядах поклонения в церкви Корпус-Кристи и вдохновлять и обращаться к каждому, кто устремляет к ним свой взор, для меня – лучшая награда». Она не только занималась ваянием, но и преподавала. «Спасибо за мудрые слова, которые Вы в нас вложили», – писали её ученики. – «Прекрасный человек, научивший меня большему, чем все остальные учителя вместе взятые». «Фейт учила меня и, я думаю, будет честно сказать, что она изменила мою жизнь так, что от никуда не годного нулевого уровня по английской литературе я дошёл до того, что стал изучать её в университете. Этого бы не случилось, если бы не Фейт. А ещё она приглашала по несколько студентов к себе домой на ужин, чтобы дать нам возможность более глубоко обсуждать и открывать для себя те книги, которые мы изучали. Так великодушно дарила она нам своё время и свои знания. Кроме того, я с большой теплотой вспоминаю, как после того, как мы сдали экзамены, она организовала для студентов прелестную неформальную поездку в Западный Уэльс. Чудесная, добрая и вдохновляющая леди». Заметка написана в апреле 2018 г., в 2022-м добавлено лишь вводное предложение и альтернативное написание фамилии «Марри». Я упоминал об этой заметке в тексте «Женитьба младшего сына и другие заботы» (https://vk.com/wall-146787020_5423), посвящённом ранней биографии Фейт Толкин. О жизни её с Кристофером рассказывалось в статье «Наследник» (https://vk.com/wall-146787020_2627). Для удобства читателей повторю здесь соответствующие фрагменты. 2 апреля 1951 г. Кристофер Толкин в первый раз женился. Фейт Люси Тилли Фолконбридж родилась в 1928 г. Её отец, Ф. Т. Фолконбридж, учился вместе с отцом Кристофера в бирмингемской Школе короля Эдуарда, участвовал в хоре при постановке «Мира» Аристофана (где Толкин играл Гермеса), также был членом Дискуссионного общества («Способен произнести хорошую речь, что и демонстрирует во всеуслышание, но, судя по тому, что предпочитает читать по бумажке, нуждается в практике»; перевод М. Артамоновой) и команды по регби – в толкиновском стихотворении «Битва на Восточном поле» он представлен как «Фалько, лорд Моста» («Falco of the Bridge»). Фейт изучала английский язык в Сент-Эннз-колледже Оксфордского университет, получив степень бакалавра в 1950 г. Позже она окончила Оксфордскую школу искусств и стала работать скульптором. 30 марта 1953 г. профессор с женой покинули дом 99 на Холивелл-стрит, переехав в пригород, а на их место переселились Кристофер и его жена Фейт. Вместе с мужем она помогала профессору учиться пользоваться магнитофоном: втроём они записали сцену искушения из «Сэра Гавейна и Зелёного Рыцаря», причём «Крис изобразил весьма неплохого (даже если слегка оксфордского…) Гавейна», как писал отец. Летом 1955 г. молодые супруги отправились в отпуск в Венецию. 31 июля к ним присоединились Толкин-старший с дочерью Присциллой, и разговор увидевшихся вдали от дома родственников продлился допоздна. На следующий день они вновь встретились за обедом, все вместе посетили церковь Сан Джорджо Маджоре, а затем провели вечер, «выпивая и беседуя снаружи trattoria [ресторанчик], а позже насладившись великолепным cena [ужином] в giardino [саду] за ним», – записывал в дневнике Профессор. 2 августа, вновь отобедав и отужинав с отцом и сестрой, Кристофер с женой с ними попрощался: на следующий день пара отправилась во Флоренцию. 12 января 1959 г. у пары родился сын Саймон, а пять лет спустя Фейт и Кристофер фактически разошлись. «Тень, о которой мы лишь догадывались, некоторое время назад пала на моего сына Кристофера и его жену, и вскоре после Рождества несчастье пришло к ним и к нам. Его жена вышла из дома и оставила его. Я не понимаю всего, что произошло, и в любом случае ты не захочешь, чтобы я это обсуждал. Ни с одной стороны нет ни одной из обеих обычных причин», – писал Толкин профессору П. Мрочковскому в конце января 1964 г. Толкин-старший оставался с Фейт в хороших отношениях даже после развода сына: в частности, она была заснята вместе с сыном Саймоном и его знаменитым дедом в 1968 г., при съёмках фильма «Толкин в Оксфорде» и соответствующей публикации (где, впрочем, была ошибочно идентифицирована как Присцилла). В сборнике памяти Кристофера Толкина (2022) присутствуют некоторые дополнительные детали, в частности то, что Фейт ещё в детстве восхищалась «Хоббитом», помолвка состоялась в 1950 г., после свадьбы пара любила ездить в летний отпуск в Прованс на юге Франции, а брак их начал слабеть в 1963 г., вскоре после назначения Кристофера членом Нью-Колледжа. Фактически они развелись в 1967 г., и 18 сентября того же года Толкин-младший женился повторно. Из письма профессору Норману Дэвису, 10 мая 1966 г. (перевод С. Лихачёвой): «Я и моя сноха (скульптор) также весьма польщены тем, что факультет изъявил желание поместить мой бюст в библиотеке английского факультета на видном месте — если, конечно, по зрелом размышлении вы не решите, что украшенная легендарными сюжетами ваза была бы более уместна. С превеликим удовольствием подарю его факультету. Мне тут пришло в голову, что гипсовый бюст довольно хрупок и его легко повредить. Потому предлагаю для преподнесения отлить его в бронзе (за мой счет). Я уже обсудил этот вопрос со скульптором: она знает, как такие вещи делаются. Отлитому в бронзе бюсту не повредят ни почести, ни оскорбления». В завершение приведу рассказ Саймона Толкина, процитированный выше, целиком. Моя мать, Фейт Толкин, была скульпторшей. В своих бюстах-портретах она могла ухватить самую суть личности – трудноуловимую неповторимость, которой отмечено любое человеческое лицо, выделяющую его из миллиардов других лиц, которые когда-либо были – или будут. Но однажды настал год, когда талант её покинул. Целые месяцы она билась над портретным изваянием головы, но это было бесполезно. Она не могла уловить сходство. Пришла, медленно и крадучись, болезнь Альцгеймера, прокладывая себе путь через кору головного мозга, как альпинист ищет себе точки опоры на высоте. Моя мать отрицала это, как и я, страшась столкнуться с ответственностью, с которой неизвестно как справиться. Она называла свою проблему потерей краткосрочной памяти, и начала записывать всё в карманные ежедневники, которые тут же теряла. Она не могла спать и в часы долгих ночных бдений гладила и переглаживала бельё. Но моя мать, человек творческий, приспособилась к новым обстоятельствам. Она больше не делала портретов, но вместо этого работала, используя своё воображение, лепя статую младенца Иисуса на руках у отца. Инструменты ремесла Св. Иосифа, молоток и гвозди, брошены к его ногам, пока он нянчит малютку-сына. Но они присутствуют там не без причины, указывая на будущее мученичество младенца, которого приколотят к кресту. Отец глядит на сына с откровенной нежностью, как будто чувствует неизбежность грядущего. После Св. Иосифа моя мать начала работать над последним своим заказом, статуей Св. Леонарда, святого покровителя узников, для своей местной церкви, Св. Леонарда в Уотлингтоне. Но Альцгеймер уже взял её в плен, и она не могла завершить статую. Вместо этого она начала разрушать руки святого, начиная с кистей, выражая в своём творчестве угасание таланта, пока наконец не сдалась. Статую замотали грязной тряпкой, а студия заросла паутиной, пахла пылью и небрежением. Это было трудное время. Она впадала в панику и начала блуждать. Снова и снова заставляла она меня пообещать, что никогда не заберу её из дома. Я ей уступал, говоря себе, что никогда не позволю такому случиться, пока она понимает, где находится. И всё же, пока ей становилось всё хуже, я не знал, смогу ли я сдержать слово. Но при всей своей тревожности и смятении она никогда не теряла любви в сердце. Одна из её сиделок рассказала мне, что когда однажды пришла к ней в дом, мать нянчила выполненную ей двенадцатью годами раньше мою голову, нашёптывая в мои зелёные бронзовые уши. Она знала, что в её скульптурах присутствует жизнь, даже если она больше не способна их создавать. Память матери о недавних событиях начала пропадать, утекая, как вино из бокала. Она позабыла моё детство, и это было, как будто я его тоже потерял. Стены дома, куда она увезла меня после того как родители развелись, сжимались. Вскоре у неё остались лишь самые первые воспоминания – как она вставала в своей спальне летними вечерами, чтобы поглядеть на мужчин в белых фланелевых костюмах, играющих в крикет на зелёном поле под её окном; как бежала навстречу отцу до конца улицы, чтобы встретить его по пути домой с работы; как кошка с собакой свернулись вместе калачиком на постели её матери-инвалида. Я решил заручиться помощью друга-фотографа, чтобы сделать книгу о её скульптуре. Это было то, чего она всегда хотела. Но время утекало сквозь пальцы – мать быстро теряла способность к абстрактному мышлению, и я опасался, что она будет неспособна понять смысл того, что должно было стать памятью о труде всей её жизни. Друг-скульптор восстановил руки Св. Леонарда, и епископ Оксфордский явился открывать статую. На этом последнем её публичном мероприятии я сидел рядом с матерью. Епископ произнёс речь. Он сказал, что статуя, подобно церкви, будет существовать спустя долгое время после того, как всех нас не станет и нас позабудут. Она устремлена к вневременному и вечному, к Богу. И в тот момент я думал, что слова эти могли относиться ко всему творчеству моей матери. Никогда ещё я не чувствовал такую гордость за неё. Следующие годы были непростыми. Я всё время за неё боялся, но под конец я сумел сдержать обещание. Когда она в последний раз покинула свой дом, она не знала, что уезжает. С собой она взяла несколько личных вещей и книгу о своей скульптуре. И позже в том году в частной лечебнице для престарелых она водила руками по страницам, глядела на меня и говорила: – Это моё. Я это сделала. – Да, – сказал я. – Сделала. #JRRT_рядом #JRRT_art