Утро. Какое показательное утро понедельника. Пи&дец. Других слов нет. Все стереотипы о плохом утре просто сконцентрированно вылились на меня отвратительным дождем этим утром. 1) Красавица=чудовище На остановке маршрутки в Куркино я ждал минут 15. Проезжают полные маршрутки, отвратительная морось проникает, кажется, в самые потаенные складки моей одежды и души. В последний момент моего ожидания к остановке подбегает девушка. Большие глаза, красивая, на вид милейшая. Она закурила, и мы продолжили ждать. Наконец, подъезжает вожделенный транспорт (чуток окатив меня из лужи), и эта грациозная лань заскакивает в маршрутку первой. Я не ничуть смутившись, залезаю следующим и еще не опомнившись слышу очаровательный раздраженный бас: "Куда ты прешь?! Видишь места нет?!?!". Бас, разумеется, пренадлежит вышеупомянотому парнокопытному. Я промолчал. Едем. 2) "Не делай добра" Подъехав к Речному, я только успел подумать, что площадка у метро на удивление чистая, — на моих глаза последний пакет с мусором уносил сердобольный дворник. Пока я, покупая сигареты, задумался, к чему все так вылизано, мимо проходит в дрызг убитый пьяница и кидает банку с каким то из "ягококтейлей" на землю. Всем противно, но все бегут. Поднимаю банку. Иду до мусорки у метро. Начинает закипать неприязнь к этому отвратительному утру. Дождь потихоньку вымывает из меня остатки душевного равновесия. Слышу отвратный старый голос: "Фу, с утра уже говно свое пьете. Так и сопьетесь к херам все. Уроды молодые". Молчу. Занавес. 3) "Толстый и старый" В метро, оглядевшись и убедившись, что вокруг нет пожилых берменных инвалидов, утыкаюсь в ноутбук в работу. Спустя станцию, раздвигая волны пассажиров, к моему месту напротив меня швартуется 40летний непривлекательный своей гримасой отвращения к миру крейсер "Аврора", хищно поглядывая на порт моего места. Быстро оценив эту самку морской коровы с напомажеными,напоминащими глотку Харибды, губами по критериям "инвалид–беременный–пожилой", дал в своей голове отказ с комментарием "хер там". Эта отожравшаяся дюгонь, поняв, что место ей не уступят, начала дышать так громно, что я слышал ее зловонное дыхание сквозь вакумные наушники. Видимо, готовилась к атаке. Примечательно, что рядом так же сидят молодые парни, но на них эта хищница даже не смотрит. Видимо, я особенный. Тут на соколе заходит древняя бабушка, таких называют "божий одуванчик". Я резко подрываюсь, убираю ноут, трогая за плечо, говорю: "Садитесь, пожалуйста", удостаивая ее искреннейшей улыбкой. Она, смущенно улыбаясь в ответ, смотрит мне за спину. Озадачено так смотрит. Оказалось, вышеупомянутый крейсер уже швартует свою необъятную корму на месте, уступленному старушке. Тут меня срывает, я пока еще спокойно говорю, мол, милейшая, какого черта? Она открывает рот, и я понял, что ошибся с мифилогическим определением этого куска жира и боли. Это не Харибда — это банши. Визжала она так отвратительно, так нечленораздельно, что первым же желанием было вырубить ее хорошим ударом по необъятному лицу. "ПОЧЕМУМНЕВЕДЬТОЖЕНАДОСИДЕТЬТЫБЫДЛОТУПОЕТЫЗНАЕШЬКТОЯТАКАЯ..." и тд. Бабушке бедной стало уже неловко за это все, видно, что она хочет провалить еще глубже под землю. Благо рядом подорвался парень, увидивший все это. Усадил бабулю. И отошел. Резюме. Девочка из Куркино. Гори в аду. Мерзотная старуха у метро. Гори в аду. Тебе уже скоро. Телка из метро, не уверен что ты поместишься, но тоже, пожалуйста, гори в аду. Я хочу быть плохим человеком, таким, чтобы ни у одного филантропа, ни у одной кришнаитской жопы не повернулся бы язык сказать "Да он славный малый". Я бы всегда болел корью, только чтобы люди от меня заражались. (с)