Донбасс: гламур войны Журналист и политолог Александр Морозов о визуальных образах войны на Востоке Украины и о том, как их интерпретировать. Это текст доклада, который Александр Морозов прочел в рамках программы Rethinking Russia в Рурском университете Бохума 11 декабря 2014 года. 1. В прошлом военные фотографы акцентировали разные аспекты войны. Когда-то большой ценностью обладали образы героической атаки, схватки, боевого столкновения. Был популярен визуальный концепт войны как «тяжелого мужского труда». Был и другой концепт — «массовых жертв» — во время Второй мировой и вплоть до вьетнамской. Образ жертвы — отдельного гражданского лица, ребенка, женщины — остается до сих пор распространенным в фотографиях конфликтов. Но в конце ХХ века становится очевидно, что «ужасы войны» чаще передаются не через трупы, а через образы разрушенной инфраструктуры, «одичания», архаизации. Глобальные масс-медиа избегают образов «массовых жертв» в документальной съемке, опасаясь спровоцировать непредсказуемые реакции аудитории. С атаки на Манхэттен (2001) и иракской войны (2003) начинается новый период визуализации войны. Ее политические планировщики уже знают, какую огромную роль играет визуальный образ каждой из сторон конфликта для мирового общественного мнения. И поэтому война планируется с учетом «визуальных эффектов». Что с этой точки зрения мы видим в фотографиях (со стороны партизан) на донбасской войне? Мы видим большой массив бытовых групповых снимков, где партизаны позируют в экипировке и с вооружением. Потребность в групповой бытовой фотографии велика, примерно как в годы Первой мировой. Но в этот период были технически ограничены возможности репортажной съемки. А главное — групповые военные снимки ничем не отличались от семейных довоенных. Их ограниченные тиражи предполагали, что такие фото лягут в домашние альбомы участников войны. Их цель — «оставить память». Сегодняшние групповые фотографии работают иначе: они предназначены для немедленного тиражирования в социальных медиа. И тем самым их производство имеет отношение не к памяти, а в первую очередь к коммуникациям, к медиа. Социальные сети быстро «продают» потребителю образы привлекательного «восстания», эстетизированной войны. 2. Что видит социолог на групповых фотографиях партизан Донбасса? В первую очередь, атмосферу радости от демонстрации себя в довольно затейливой амуниции: жилеты, наколенники, различные портупеи, кобуры. Перед нами в некотором смысле смотр самодеятельного военного fashion. Точно так же видно желание позировать не просто с оружием, а с тяжелым стрелковым вооружением — крупнокалиберными пулеметами, противотанковым ружьями и т.д. Достаточно сравнить массивы фотографий сирийских повстанцев и донбасских paramilitaries, и сразу бросается в глаза, что война в Донбассе — это война в «богатых землях», в richland. Иначе говоря, перед нами «гламуризация войны». У донбасских партизан хорошее финансирование, позволяющее им оснаститься всеми необходимыми боевыми гаджетами. Война в Донбассе, на мой взгляд, реализует чистое стремление надстроить над «гламуром» дополнительный «гламур с риском». Здесь в массовом порядке присутствует «шварценеггер», то есть визуальный образ суперсолдата из голливудского кинематографа или компьютерных игр. Интересно, что сами участники это осознают. В рекламной предвыборной листовке, где изображен полевой командир Моторола, пиарщики, обращаясь к населению Донбасса, пишут: «Снаружи, по форме, Моторола выглядит как рейнджер из голливудского блокбастера, а внутри, по содержанию, — русский православный витязь». Психологи могут сказать, что мы имеем тут дело с вытеснением «неудачничества»: люди, проигравшие в гражданской жизни, наконец «состоялись», обнаружив себя в амуниции и с вооружением «терминаторов». Отчасти это так. Но нельзя забывать, что среди этих paramilitaries немало представителей вполне успешного российского среднего класса. И, возможно, для них эта война является продолжением пейнтбола или экстремального туризма. Экстремальный туризм тоже предполагает дорогую и эстетически качественную экипировку. 3. Рядом с этим массивом war fashion мы видим и некоторые прямо противоположные образы повстанчества. Они построены на подчеркнутой простоте, бедности и «народности» партизана. Если мы приглядимся к образам, которые используют авторы сайта «Ополченец», то увидим, что это не героизированный «голливудский рейнджер» или «православный витязь», а обычный городской или сельский житель, напоминающий нам о балканской войне в фильмах Кустурицы. Перед нами целенаправленная стилизация ополченцев как «защитников очага». Здесь мы видим сложную пропагандистскую и контрпропагандистскую визуальную борьбу вокруг образа «ватника». В массовой реакции пользователей социальных медиа на украинский конфликт огромную роль играет паттерн «Посмотрите на этих людей!». Предполагается, что сам визуальный образ примитивности, неблагообразности и даже уродства не требует иных доказательств «варварства», кроме визуального свидетельства. Именно поэтому в языке утвердилось слово «ватник». Есть знаменитая ранняя фотография донбасских повстанцев, захвативших административное здание и позирующих в захваченном начальственном кабинете. Читать дальше: https://www.colta.ru/articles/society/5709