#зомбисоциум #русология #история_болезни Отличный пост Ал.Сайгина о новоязе и некроязе: Новояз – это упрощение и соединение нескольких слов в одно – ГЛАВПИВТРЕСТ, НИИЧАВО, ГКО. Вообще, язык имеет свойство упрощаться. Усложнения – это для философов (простите, уважаемые), а людям хочется упрощения коммуникации. Грубо говоря, для России после 1991 года один новояз сменился другим: вместо замдиректора по АХЧ, появился клининг-менеджер. Гораздо короче и даже как-то солиднее звучит. Некрояз – это намеренное усложнение понятного термина с целью придания ему более презентабельных свойств. Не «умер», а «выбыл из состава живых». Не «безработица», а «высвобождение трудовых ресурсов». И несколько соображений по этому поводу. Во-первых, некрояз — язык сугубо классовый, это язык управленческой бюрократии; достаточно открыть «Крокодил», «Перец» или любую другую сатиру времён Перестройки: там полно обсуждений темы «бюрократического языка» с язвительными словариками вроде «Вместо "сейчас" надо говорить "на данном отрезке времени"» — всё очень знакомо и отлично прослеживается вплоть до Зощенко с его косноязычными (а на самом деле некроязычными) домуправами (можно и глубже лезть, вплоть до эпохи Николая I, когда эта бюрократия, собственно. и зародилась). Во-вторых, это язык сугубо репрессивный: в отличие от прочих классовых/профессиональных/etc арго, предназначенных для описания реальности с т.зр. той или другой группы, некрояз предписывает — и предписывает вовне, всем социальным группам, пользуясь при этом неязыковыми средствами. Последнее — это ответ на вопрос Расселл «Почему некрояз стал заметен только сейчас?»: некрояз начали навязывать ещё во времена запретов «пропаганды гомосексуализма» и «оскорбления чувств верующих», но речь шла пусть и о важных, но, как казалось большинству, всё-таки локальных проблемах; статья же о «дискредитации вооружённых сил РФ» прямо запретила к публичному использованию всё, кроме некрояза, для описания глобальной проблемы — в воюющей стране и с пусть маловероятным, но всё же реальным ядерным финалом нельзя говорить о войне (никому, кроме самой бюрократии и её медиа-обслуги, разумеется — но им было позволено и публичное восхищение фашизмом). ротен кепкен