#Острог_литература Подражание Сорокину. Как тяглый человек Ивашка в уездный город за сахаром ездил. Тело сильно чесалось, Ивашка подумывал о том, что бы истопить баню – когда ж еще, как не в воскресное утро? Но потом Ивашка вспомнил, что ему сегодня надо на базар, и решил не мыться, что бы православные не приняли его за пидараса. Помрачнев при мысли о пидарасах и о том, что ходить ему из-за них немытым, Ивашка выбранил Гейропу и Пендосию. Съев свой завтрак, (кашу на воде, черный хлеб с тончайшим куском сала, спитый третьего дня чай), Ивашка облачился в задубелый от застарелого пота и грязи, ватник, вбил ноги в тяжеленные ботинки, нахлобучил на голову треух и вышел на улицу, в осеннюю распутицу. Надо было идтить к барину, просить у него пачпорт для поездки в город. С километр он прошел мирно, но потом ему встретился Назим, мордастый и плечистый узбек, который возил на весь поселок дрова. Ивашка должен был Назиму сто рублев и потому всячески избегал встреч с крепким и скорым на расправу лесовозом. По счастью для Ивашки, Назим был в добром расположении духа. О долге, он конечно, напомнил, и даже съездил Ивашку по сусалу, но лениво, не в полную силу. И что самое главное – не поставил Ивашку на счетчик, как обязательно сделал бы Рубаил, который возил до него. Рубаил был сущий кровопивец, сейчас он сильно поднялся и возил дрова уже в уездный город. Поблагодарив милостивца, Ивашка ускорил шаг и до барской усадьбы добрался без приключений. Сказать по правде, Ивашка не любил своего барина. Полковник Суламбек Джабагиев был человеком крутого нрава, а во хмелю так и вовсе бешен. Но по справедливости, Суламбек был не из худших бар. Не сравнить его было ни с Юнусом Абаевым из Чистых Грязей, ни с Наилем Гарифулиным из Светлой Мути. Про Абаева сказывали, что он до смерти засек десять дворовых, а прочих держал в одной комнате и кормил с лохани. Про Гарифулина таких ужасов не сказывали, но гарифулиновы мужички только что от ветра не шатались, до того загонял их Наиль по работам и до того обложил оброком, что они по вся дни спать ложились голодными. Суламбек же оброк взымал умеренный, на работы излишне не гонял, а по праздникам бывало выкатывал на двор бочку водки и народ пил за здоровье барина. Правда на расправу был барин скор и лют, оттого ходили мужички, кто с подбитым глазом, а кто и без глаза вовсе, кто с опухшей мордой, кто со скособоченным носом, но то если чем прогневаешь барина. Обратно же, Суламбек был отходчив, бывало отпиздит православного во всю дурь, а потом одарит целковым, али просто, подымет из грязи и скажет «за дело я тебя проучил, уж не обессудь, да». Нет, была у Ивашки иная причина не любить барина. С год назад повадился Суламбек зазывать к себе Ивашкину жену, Настю, и трахать ее почем зря. Обидно еще, что Настя приходила обратно как будто не умучанная и снасильничанная, а наоборот, довольная и даже веселая. Пробовал Ивашка сказать барину, что негоже мол такое чинить, от чего Суламбек впал в гнев неописуемый и таких Ивашке вломил пиздюлей, что тот неделю потом кровью ходил и с месяц еще спать толком не мог, до того болели все косточки, пересчитанные барскими сапогами. Но дело прошлое, Настю, с тех пор, как она затяжелела, Суламбек звать перестал, за услуги ее одарил платком и мешком сахару, и стали Ивашка с Настей жить да поживать как раньше, да Суламбекова наследника ждать. Сына своего барин в крепостные не записал, а отнял у матери и отослал к родне на Кавказ, что бы вырос тот вольным человеком и настоящим мужчиной, а не тяглым быдлом. Все бы простил Ивашка барину, да вот довольной настиной рожи простить не мог никак. Взойдя в комнату к Суламбеку, Ивашка поклонился земно, поцеловал барину ручку. Суламбек был в добром расположении духа (везло сегодня Ивашке, ой везло) и пачпорт Ивашке дал почти сразу, и то сказать за три недели, как положено, подал Ивашка прошение. - Значит, в город собрался, да? На базар говоришь? А ведь сам, поди, по бабам пойдешь? Ты у нас блядун известный, да? – барин шутил незатейливо, а все-таки смешно. Ивашка хихикнул в кулак, на всякий случай еще поклон отбил. - Да какие ж бабы, ваш благородие, единственно на базар и нужно, а то дома-то сахару ни кусочка, да и чай третьего дня спитый вновь пьем. Обратно же, надоть про Мукина послушать, говорят, выступать на базаре будет Парамоша, а во всей волости лучше него про Мукина никто не читает, люди плачут, прям слезами заливаются. - Про Мукина послушать завсегда полезно, особенно в христов день, слава Аллаху. – сказал Суламбек, и Ивашка, не найдя, что бы еще сказать, на всякий случай поклонился поясно. - Ну, иди, чего стоишь, автобус уж скоро отходит. Ивашка кинулся было к барской ручке, но Суламбек руки не дал и пригрозил. - Смотри у меня, не дай Аллах, напьешься и к вечеру обратно не будешь, я с тебя шкуру сниму заживо, да? - Как можно, как можно, что б не быть к вечеру. – затараторил Ивашка, отбивая поклон и задом пятясь из комнаты. Суламбек на дорогу показал ему кулак, чуть не вдвое крупнее ивашкиного, весь в шрамах, с костяшками набитыми. Ивашка хотел было еще поклон отбить, но Суламбек вскричал страшным голосом «Да иди уже, уебок!!!» и запустил в Ивашку сапожищем. Сапог пришелся промеж глаз, у Ивашки аж в голове помутилось, но выскочил он из барских комнат проворно. Добежал Ивашка до остановки, как раз на автобус поспел. В автобусе-пазике староновиковцев было битком, и Ивашка подумал про себя, что все он верно сегодня не стал мыться, а то народ так уж плотно напихан, что хоть и православные, а недалеко и до греха. Два часа вез автобус староновиковцев до уезда, до самого стал быть Нижневерховска. А было той дороги сорок верст, но очень уж нехороша была сама дорога. Суламбек на джипе новом, из Пендосии привезенном, и то не без проблем ту дорогу прохватывал, пару раз и застревал, и мужичкам приходилось тащить его из ямин на горбе. Ой, давно не бывал Ивашка в уезде! А ведь встает с колен, Россиюшка – то порадовался Ивашка, на мечеть перекрестился, и на церкву перекрестился, а уж на Храм Мукина три поклона положил, а как подошел близко, поцеловал у статуи Мукина, поражающего Либерастическую Гидру, медную ногу, которая вся сияла, зацелованная православными. Тут однако, Ивашку немилосердно толкнули в бок, а там и вовсе сбили с ног, да и наступили на руки, на ноги, на пузо… еле поднялся Ивашка, счастливый, что не убили. А народ бежал дальше, шумел и радовался. - Куды бежим, православные? – спросил Ивашка мордастого ярыжку в новом охабне. - И, паря, ты чо, не местный чтоле? – приосанился государев человек. - Вестимо нет, со Старых Новиков я, Суламбеков, значица, человек, приехал на базар, чаю купить, сахару. У меня и пачпорт с собой, могу показать. - Не ссы, паря, нормально все. Вижу по морде, человек ты честный, трудовой, настоящий значица православный и пролетарий. А не местный, вот и не знаешь, на центральной-то площади прям щас либераста будут обшивать медведно. - Ах ты ж Мукин! Изловили либераста значица! Это ж до чего дошло, в уезде и либераст! Этак глядишь, они на колени Россиюшку бы поставили, как бы не ловили их. Ну так я тоже побегу, посмотрю? - Беги-беги, как раз к самому интересному и поспеешь. А я вот не могу – служба моя здеся, значица. Ивашка повернулся бечь во всю мочь, но тут ярыжка поставил ему подножку, так, что Ивашка полетел рожей прямо в грязь. - Ой, паря, не могу!!! – расхохотался ярыжка. – Ой, уморил ты меня!!! Как смешно колготишься, как упадешь!!! Ивашка поднялся и побёг, но на всякий случай еще раз сам упал, и разбил рожу в кровь. И то сказать, надо потешить государевого человечка, который службу несет. Ведь если б не ярыжки, то либерасты, подпиндосники, седьмая колонна распроклятая, давно бы уже устроили Вторые Девяностые, оборони Мукин. Когда Ивашка прибежал на площадь, либераста уже обшили медведно и вывели мордачей, травить его. Мордачи были злобные, голодные, и расправились с подпиндосником быстро, он только крикнуть и успел «Да что ж вы за люди такие», тут ему и настала крышка. Мордачи шкуру медвежью разодрали, до живого тела добрались, кровища хлынула, косточки на зубах у мордачей затрещали. Ивашка все толкался, подойтить поближе, да не сумел, очень уж напирали православные со всех сторон. - А чаво он сделал-то? Сделал-то чаво? – спрашивала в толпе какая-то баба. - Вестимо чего! Начальство ругал, да и про Мукина сказал что-то нехорошее, аж повторить противно. – ответили бабе. - Он, эт самая, говорил, что дескать, Мукин не Бог Живой, не Податель Жизни, не Давальщик Денег, а просто вроде как перзидент. – уточнил степенный дядя с бородой до пупа. - Перзиденты ж в Пендосии только! – пискнул Ивашка. - Эх ты, дярёвня! – дядя замахнулся на Ивашку палкой, но лупить не стал. – Он же ж либераст, подпиндосник, ему бы все как в Пиндосии исделать. Дядя в сердцах плюнул под ноги и перекрестился. - Ну вот его голубчика и порешили, слава Мукину, а он-то поди думал, о Россиюшку ноги вытереть, что б как в Лихие Девяностые. Хоть от либерастишки уже даже костей не осталось, так мордачи наелись, народ еще продолжал толкаться, потому как в единстве сила, а поодиночке только гейропейцы ходят. На месте, где либераста обшили, вскоре встал некоторый человек в рваном и сраном зипуне на голое тело, с раскисших валенках, с капустой в бороде и почти без зубов. Сразу видно – наш человек, русский, не пидарас какой – догадался Ивашка. И действительно, человек перекрестился да и вскричал трубным голосом. - Ой, православные, асалам вам алейкум, слушайте меня, о Мукине читать буду вам! Ой, о Мукине читать буду, слава Мукину! Ивашка понял, что это должно быть и есть знаменитый Парамоша. Парамоша считался на уезд лучшим чтецом о Мукине. Скажем Антипушко, тот вносил в чтение речей о Мукине ноту бездушного формализма, будто поп какой-то. А старая Прокопьевна как начинала читать, так сразу же принималась плакать, только и можно было разобрать «лихие девяностые» да «в Турцию три раза» да еще «в костюме Мукина», а так все больше белугой ревела. Еще был Шмулик, тот обычно как доходил в своей речи до «геополитические интересы» и «восстановил авторитет России на международной арене», так тут и падал в корчах и пене. Не то Парамоша. - Мукин-то всех переиграл!!! – взвыл Парамоша таким страшным голосом, что Ивашка на всякий случай перекрестился. – Всех переиграл Мукин-то!!! Истину вам говорю, утер нос Пендосии-то!!! Да и Гейропе сраной! А нефтюшка-то кормилица по сто двадцать!!! Ой, нефтюшка по сто двадцать!!! Вот значица, Мукин-то сделал, что нефтюшка по сто двадцать!!! Всех переиграл, всех-всех!!! А фашисты же они все, черножопые, и пидарасы!!! Хотели значица, что бы мы православные тоже пидарасами стали!!! А Мукин-то переиграл их!!! Фашисты, правосеки, значицо! - Фашисты, правосеки!!! – ревели православные. – Истинно переиграл!! По сто двадцать!!! Ох, долго читал Парамоша. И про геополитические интересы, и авторитет на международной арене, и про Дрезденскую Речь, и про «в Турцию», и про ипотеку даже. Народ ликовал. Православные бились лбами оземь, проклинали либерастов, седьмую колонну, навязывание чуждого образа жизни и менталитета. Как дошел Парамоша до гей-браков, так тут с каким-то мужичком случилась падучая. А как разошлись, стал Ивашка себя охлопывать и понял, что у него вытащили ассигнации. Было то всего-ничего, две сереньких, да одна рыженькая, впритык на чай, да на сахар. Правда, осталось три железные деньги, которые он за щеку припрятал, но это на обратную дорогу было. - Эх, не пить мне, видать, чаю с сахаром. Ну да это ничаво, зато посмотрел, значица, как либерастишку порешили, а то ишь чего вздумал, роптать на Начальство. Обратный автобус запаздывал, потому Ивашка долго еще толкался на площади, все глаза проглядел. Чаво только не видел, видел даже шоколад, да что там, колбасу видел, и хлеб белый понюхал. Обратно приехал Ивашка уже затемно, потому как автобус в дороге сломался и пришлось его чинить. Придя домой, и заварив спитый со вчера чай, Ивашка задумался о жизни. «Оно конечно, бред полный и ужас кромешный. Церковь Мукина какую-то придумали, крепостное право возродили, Суламбек этот с его кулачищами. Мыла не достать, жрем одну картоху и ту без масла. В обществе ожесточенность и одичание, вот на той неделе в Чистых Грязях целую семью повырезали. Чуть что не так скажешь, сразу же волокут на съезжую, бьют кнутом, рвут ноздри. Постмодернизм какой-то, собрали все плохое, что было в допетровской Руси и в Советском Союзе, возвели в квадрат и нат, получите новую идеологию. Да твою ж мать, были времена, работал я системным администратором, играл на работе в танчики, да писал на патриотических форумах, а денежка-то капала, потому как общий рост экономики, нефтяные сверхдоходы, инвестиции и все такое прочее. Тогда еще в домах центральное отопление было, точно! Да, и в Турции я тоже бывал, и еще разок в Испании. Но с другой-то стороны? Ведь действительно сохранили суверенитет! Потому что в самом деле Россию ни во что не ставили. С Сирии все началось еще. Нельзя было не ответить на такой вызов. Майдан опять же этот на Украине организовали, а это уже прямое вторжение в российскую зону влияния. Это все Украина виновата, что против нас ввели санкции. Нахера они НАТО к нашим границам решили пустить. Мукин все правильно сделал, если бы не Старороссия, НАТО стояло бы уже в Харькове. Надо было Мукину войска сразу двигать на Киев, Львов и Одессу, не колеблясь, пусть санкции вводили бы, зато Украина была бы наша, а то теперь санкции есть, а Украины нет. Американцы давно хотели Россию задушить, Украина это только повод для санкций, а не причина, если бы не Украина, то все равно нашли бы за что их ввести. Потребовали бы, например, что бы мы легализовали гомосексуальные браки, а когда мы отказались бы - ввели бы санкции. Пусть только попробуют сунутся к нам, шарахнем Тополями по Берлину и Лондону - сразу протрезвеют. Они же не дураки ответный ядерный удар наносить, не самоубийцы: пошумят и сделают, как нам надо». Додумавшись до этого, Ивашка (Иванов Сергей Вячеславович, 1989 года рождения, выпускник Института радиоэлектроники и информационных технологий) побрел спать. Завалившись рядом с женой он хотел было предложить ей заняться на сон грядущий сексом, но передумал и решил в христов день не грешить. https://maxbaer.livejournal.com/241687.html