Михаил Куликов Восприятие Другого как корень глобального кризиса современности, 2 Ни эллина, ни иудея Основной инструмент, который западная мысль использует для преломления объективной природы вещей, — это розовые очки гуманистических идеалов общечеловека и единого человечества, составленного из таких одинаковых в своей основе людей (вспомним здесь расхожее понятие «природа человека»). Все представители единого человечества мыслятся носителями качеств, которые житель Запада подметил в себе самом, и не без некоторого самолюбования. Среди них непреложное стремление к свободе, к самовыражению и противопоставлению себя обществу, жажда познания, взыскание «подлинной природы вещей», неприятие социального насилия, стремление к общему благу и уважение к иному мнению. Данная, не побоюсь этого слова, мифологема давно въелась в коллективное бессознательное Запада и судя по всему встала на свое место в нижних слоях ментальности, там, где еще со времен неолита «живут» древнейшие основополагающие представления и культурные шаблоны вроде базовых моральных регулятивов и табу или матрицы нуклеарной семьи. Но это не значит, что ничего нельзя поделать. Личностное сознание, доминирующее в евроатлантической цивилизации вполне пригодно для рефлексии своих глубинных оснований, только необходим соответствующий для этих целей дискурсивный инструментарий. Важно понимать, что безмятежное пребывание под влиянием химеры общечеловека, игнорирование уже ребром встающей проблемы адекватного восприятия Другого, может привести к самым катастрофическим последствиям. Для начала вернемся к внутрисистемному случаю восприятия Другого, которого мы коснулись выше примером обращения к экстремизму на религиозной почве. Неадекватность восприятия таких и подобных кейсов происходит из ошибочной оценки причастных к ним людей как полноценных личностей. Напомним, под личностью мы понимаем особый культурно-антропологический тип, эволюционировавший из манихея-логоцентрика. Все дело в том, что личность в полноценном ее выражении не может развиваться в количестве, превышающем некоторый процент населения. Это число видится нам некой антропологической константой, по всей видимости равной 5-7% в каждом отдельном социуме, независимо от локальной культуры. Люди, попадающие в такой срез, теми или иными качествами выбиваются из типичного и обыденного. В достаточно развитых культурах такие люди становятся личностями (в дологоцентрических культурах личность невозможна вовсе, но речь сейчас не о них). Водораздел между локальными культурными системами (ЛКС) проходит там, где существует различие в отношении к личностям - в том какие культурные программы или исходные условия для жизнедеятельности заготовлены для них в традиции. Запад, с определенными оговорками, на которые здесь не нашлось печатного места, ориентирован на личность, и в этом секрет его развития и взрывной динамики начиная с эпохи Нового времени. Немудрено, что Западные культуры выстраивают свою мифологию вокруг феномена личности и строят свое понимание человека и мира, основываясь на представлении, что личность повсеместна, просто бывает подавлена обстоятельствами. Естественно, даже там реальных личностей не больше упомянутой константы. У всех прочих индивидов личностный компонент весьма поверхностен и легко "линяет" подобно дешевой китайской краске под воздействием стихий. В этом феномен обыденного сознания. Неадекватное восприятие ментальных различий в популяции имеет множество последствий. Становление общества безответственных потребителей, невротизация масс, культура жертвы, инфантилизация, кризис маскулинности и обострение гендерного конфликта, деградация институтов, вырождение политической сферы, измельчание политиков, горизонт планирования которых сузился до периода выборов - лишь отдельные язвы современности. Одно их исчерпывающее перечисление займет слишком много места. Все идет из одного корня: от мягко говоря не-личностей система ожидает поведения личности, modus vivendi которой в непрестанном разрешении противоречий и преображении культурного пространства. Обывателю, конечно, на это плевать с высокой колокольни. Он как белка в колесе крутится на нескончаемом и невротизирующем аттракционе потребления, который однако не способен принести настоящего удовлетворения и сопричастности к чему-то вышнему. Или обыватель банально стремится реализовать традиционные в культуре паттерны (семья, работа, досуг). Оба направления, конечно, не противоречат друг другу и по возможности сочетаются. К слову, в силу инфантилизации женщин и их гиперопеки со стороны государства с традиционными паттернами в последнее время все хуже и хуже. Неудовлетворенная жажда сопричастности, природнения, не только бросает людей в объятия экстремизма, но и активирует спящую во всех нас программу стремления к смерти. Достаточно посмотреть на динамику самоубийств и шутингов в развитых странах. Люди бы пытались найти для себя обратный путь в церковь, но Западный бог умер уже давно, и воскресить его можно только вместе с историческим прошлым, что доселе никому в истории не удавалось. Эта бомба замедленного действия была заложена в фундамент культуры с самого начала. Проблема усугубляется тем, что эту общесистемную неадекватность вполне успешно используют к своей выгоде субсистемы и отдельные элементы, становящиеся паразитическими. Так отдельные акторы и группы акторов используют техники манипуляции инфантильным сознанием масс для сохранения власти и экономической выгоды. Нельзя бесконечно потакать ничем не подкрепленному чувству самости обывателя и безнаказанно жертвовать структурной прочностью социокультурной системы в угоду гипертрофированной идее свободы, которая вырождается в потребительство, безответственность, несоразмерно раздутое эго массового человека, ведет к упадку мысли, а в конечном итоге - в закономерный кризис адекватности. Свобода как самоцель и безусловная высшая ценность может работать только в идеальном обществе, поголовно состоящим из тех, кто способен использовать ее для творчества или общего блага. Да и в этом случае ничем не ограниченная презумпция свободы грозит оппортунизмом и накоплением социальных противоречий. В остальном же она оборачивается, по выражению Гегеля, рабством собственной подлости. И когда такой "свободы" становится слишком много, она инвертируется в формы подчинения. Обыватель простым большинством подминает под себя как адептов служения, так и немногих личностей, потерявших свой голос в какофонии массы. При этом последние зачастую не осознают даже свою выделенность из толпы, находясь под влиянием либеральной мифологии равенства. Естественно, что лишенная в таких условиях возможности развиваться и адекватно отвечать вызовам система деградирует и копит противоречия, неразрешимые проблемы. Некоторые из них со временем снимаются сами за счет гибкости, присущей системам на базе личности, способным перестраивать свои подсистемы на ходу, и запаса прочности; и потому время еще есть. Однако глупо рассчитывать, что все разрешится само собой. Динамика накопления противоречий вполне прозрачна. Один из возможных путей разворачивания кризисной ситуации видится в радикальном консервативном развороте за счет указанных неличностных слоев населения. Немудрено, что на волне извержения накопленной десятилетиями энтропии получить власть могут самые реакционные консерваторы, общественные объединения которых фокусируют манихейскую энергию, всегда присутствующую в любом обществе, в том числе личностном (реакционные не в марксистском смысле, а скорее в отношении к эволюции социальных организмов и возникающим таким путем новшествам). То, что в цифровую эпоху в распоряжении консервативного авторитаризма находятся современные информационные технологии контроля, усугубляет такой сценарий. Но это состояние в свою очередь неустойчиво. ЛКС нельзя перестроить по искусственным чертежам, срисованным всего лишь с одной из ее подсистем (в данном случае речь идет о консервативных охранителях), особенно если чертежи эти устарели на десятки лет, если не на сотни. Обыватель — прирожденный конформист, но даже его нельзя резко ломать через колено, возникает нешуточное сопротивление, и об этом история социальных потрясений ранней индустриальной эпохи. Он начнет бунтовать, а личности попытаются оседлать волну социальных потрясений для реализации собственных видений справедливого или оптимального устройства. Нетрудно видеть, что это сценарий хаотизации и горячего распада. Возможен и другой исход, ничем, однако, не лучше предыдущего. Ведущую роль в нем сыграет провал утилизации последствий потерпевшего крах проекта мультикультурализма. Центробежные векторы несовместимых друг с другом идентичностей в этом случае могут погрузить западные страны в еще больший хаос. Не будем останавливаться на этом сценарии, ибо на сей счет уже написано достаточно, заметим только, что он ближе к катастрофическому, чем предыдущий, в котором вероятна ситуация постепенного угасания. Не важно, какой конкретно неблагоприятный сценарий будет реализован, но от таких встрясок мало не покажется всем, не только (некогда) христианскому миру. Продолжение следует #Острог_западный #Острог_тенденции #Острог_футур #Острог_страницы, №21