ИМПЕРСКОЕ СОЗНАНИЕ Предмет настоящего исследования – традиционный имперский комплекс. Это специфический комплекс ценностных позиций, идей, настроений, культурных практик, познавательных моделей, мифов и предубеждений, которые складываются в традиционной империи, пронизывают собой ткань культуры, фиксируются в сознании носителя этой культуры и в существенной мере определяют его человеческую природу. За редкими исключениями, каждый носитель традиционного сознания в той или иной мере, является носителем имперской психологии и сознания. В русскоязычной литературе имперское сознание исследовалось скудно. Можно назвать работу Светланы Лурье «Империя как судьба». Отдельные суждения встречаются в статьях историков и культурологов. Начнем с уточнения. Реализованные в истории человечества империи делятся на две группы: традиционные и колониальные. Традиционные империи интегрируют пространства, окружающие создавшее империю государство. Эта модель империи исторически первична. Примеры – Римская империя, Османская, Австро-Венгерская, Российская империи. Эру колониальных империй открывает эпоха Великих географических открытий. Колониальные империи включают в себя заморские территории. Традиционные империи характеризуются массовым расселением имперообразующего этноса по территории страны. Здесь стадиальная дистанция между создателями империи и покоренными народами сравнительно невелика, а процессы ассимиляции покоренных идут последовательно и энергично, особенно в городах. Как правило, колониальные империи больше отличаются от покоренных народов стадиально и культурно. Метрополия мало соприкасается с народами, населяющими колонии. Начиная с осевой эпохи, традиционные империи создаются в контексте мировой религии и некоторого эсхатологического проекта. Формирование и рост колониальных империй происходит в эпоху секуляризации. В этом случае чаще звучит идеология «бремени белого человека», несущего отсталым туземцам блага цивилизации. Колониальные империи скорее напоминают коммерческие предприятия. Здесь покоренные территории не столько предмет любования собственным величием, сколько ресурсная база экономики метрополии. Если традиционная империя держится за захваченные территории до последнего, то колониальная империя отпускает колонии в тот момент, когда стоимость удержания территории, очевидно, превышает доходы и поступления. Притом, что между ними есть много общего, традиционная и колониальная империи различаются и по культуре и по историческим судьбам. Распад колониальной империи переживается метрополией в той или иной мере болезненно. Однако, народы и государства, создавшие империю, входят в постимперскую эпоху. Иное дело традиционные империи. Крах традиционной империи может обернуться исчезновением народа – создателя империи (Римская империя, Византия). Бывшая метрополия переживает глубокий и длительный кризис (Османская империя). Предпринимаются попытки восстановления империи, которые могут обернуться национальной катастрофой. Пример – Австро-Венгрия. Для того, чтобы осознать необратимость распада империи народам Австрии и Венгрии потребовалось поражение в двух мировых войнах, территориальные потери, переселение миллионов людей с имперских территорий. Россия относится к классу традиционных империй. Поэтому для нас анализ имперского комплекса особенно важен. Подданный империи отказывается изучать государственный язык страны пребывания. Это происходит не в силу слабой лингвистической одаренности, а под воздействием особой имперской спеси. Поскольку он помнит, как еще позавчера «эти» говорили и читали по-русски, подобострастно улыбались ему – «старшему брату». Как местные чиновники находили себе русских жен. Помнит, что в присутствии «русского товарища» полагалось говорить по-русски. Превращение в младшего брата, «понаехавшего» и колонизатора воспринимается слишком болезненно. И, кроме того, все эти новые государства воспринимаются как жалкий балаган, который должен рухнуть со дня на день. Годы идут, происходит опривычивание новой реальности, носитель имперского сознания, так или иначе, вписывается в национальное бытие имперской окраины. Жизнь обретает новые оттенки, появляются радости и возможности, немыслимые в имперском прошлом. Однако, в глубине души он остается подданнным Империи. Неизбежно стремится передать это мироощущение своим детям, и ждет великого возвращения. История вопроса Российская империя просуществовала до 1917 года и распалась к середине 1918. Это общество сознавало себя Империей. Однако здесь империя не объект рационального исследования, а мистическая сущность, предполагающая поклонение и растворение в имперском целом, а не отчужденное исследование. СССР – империя, категорически отрицавшая имперский характер государства и борьбу за мировое господство. Применительно к СССР названные понятия были табуированы. Здесь мы сталкиваемся с эсхатологической перспективой первых десятилетий обретения Новой Веры, когда конец истории и наступление Вечности предполагается в обозримой перспективе. На памяти автора звучали слова «Партия торжественно провозглашает – нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме». СССР – пространство Добра и Справедливости, вечный союз братских народов. Ранняя советская идеология костила империализм царской России, обличала «великодержавный шовинизм», и «полуколониальную политику» по отношению к окраинам. Но, со второй половины 30-х годов ситуация изменилась. Ленинский тезис «тюрьма народов» снят как несвоевременный. Реставрация империи задавала смену идеологического дискурса. Поздний Советский Союз существовал в контексте увядания эсхатологических ожиданий, при этом он воспринимался как вечная и неизменная сущность, природа которой пластически выражена в фонтане «Дружба народов» на ВДНХ. После распада СССР, Российская Федерация идеологически не определилась. С одной стороны «Мы – народы Российской Федерации» из преамбулы к Конституции. С другой – частые упоминания о том, что русские составляют 81% населения РФ. Национальный сценарий завял к рубежу веков. Империя как ценность и утраченный идеал воссияла на идеологическом небосклоне в двухтысячные. СССР был специфической империей с мощным эсхатологической компонентой, отрицавшей свой имперский характер. «Империализм», «колониализм», «колониальная политика» – идеологические ругательства советской эпохи. Советский Союз нес свободу и процветание народам нашей страны и помогал угнетенным народам во всем мире. Инерция заклинаний о дружбе советских народов вошла в сознание миллионов людей. Так выглядела #автомодель_культуры. Тем не менее, СССР был империй. Не только культурная инерция, но и реальность воспроизводила имперское сознание. При этом оно ушло на эзотерический уровень, в подпочву. Власть реализовывала имперскую политику, оформляя ее в иные идеологические конструкции. А обыватель реализовывал имперские инстинкты в своем поведении и доверительном общении. Пролетарский интернационализм и советский патриотизм существовали на уровне деклараций в официальных контекстах. Антисемитизм и фобия по отношению к кавказцам и «халатам» – в личном общении. Для советского интеллигента и честного советского человека имперские декларации были плохим тоном. Их стеснялись. Есть категория реальности, которая существует, но противоречит нормативной модели и не признана. От нее надлежит энергично отмежовываться, апеллируя к нормативной модели. За 70 лет такая конфигурация сознания закрепилась и стала препятствием к адекватному постижению интересующего нас феномена. Имперская спесь Любая империя создается насильственно. От империи к империи различаются соотношения силового принуждения и благ и преимуществ, которые получали племена и народы, вошедшие в империю. В Ассирии доминировало принуждение. Рим сочетал силовое принуждение и блага цивилизации (образ жизни, законность, античная культура, включение в глобальную экономику), которые получала, прежде всего, элита, а за нею и общество покоренных территорий. Монгольская империя, которая в русском сознании ассоциируется с «татаро-монгольским игом», строила дороги, создавала современную эпохе налоговую систему, способствовала развитию транзитной торговли. Но, компонента насилия, при всех обстоятельствах, неизбежна. Насилие это осуществляет народ – создатель империи. Он завоевывает, усмиряет бунты и подавляет восстания, карает строптивых, расселяется на чужих территориях, несет язык, образ жизни, нормы и ценности, чуждые туземному населению. То есть выступает осязаемым агентом процесса ассимиляции туземцев в культуру имперской метрополии. Силою непреложного порядка вещей, становится человеком первого сорта. Ему приходится улыбаться, уступать в спорах и конфликтах, говорить с ним на его языке, отдавать свои земли и так далее. Такая ситуация многообразно и неустранимо конфликтогенна. Представители покоренных народов обречены на бесчисленные компромиссы и постоянное двуличие. В глаза они вынуждены подобострастно улыбаться. За глаза – обречены ненавидеть, высмеивать, проклинать и желать гибели. Покоренные ведут себя как все второсортные и эксплуатируемые: обманывают, придуриваются, демонстрируя ложное непонимание, отлынивают от работы, воруют по мелочи... В среде агентов империи формируется убеждение в том, что с «ними» возможна только беспощадная строгость, другого языка «они» не понимают. Причем, это убеждение, сплошь и рядом, подтверждалось на практике. Покоренному оставалось, либо минимизировать свое общение с людьми империи, а часто он был лишен такой возможности. Либо – избирать сценарий ассимиляции: перекрещиваться, включаться в язык и культуру победителей, идти на смешанный брак. Одним словом, примыкать к множеству людей империи. Сделаем оговорку: сводить выбор культурной идентичности метрополии к ассимилятивному давлению и житейскому расчету значит упрощать ситуацию. Такой выбор может задаваться условиями микросреды и лежать вне каких-либо прагматических соображений. Решает структура картины мира и ценностная диспозиция, сложившаяся к моменту выбора. Описанное поведение совпадало с государственной стратегией, которую (в отличие от советской эпохи) до 1917 года отчетливо проговаривали вслух. Так, депутат Государственной Думы четвертого созыва архиепископ Николай возглашал с трибуны следующее: «историческая задача России и русского правительства, гражданского и церковного, состоит в том, чтобы обрусить все нерусское и оправославить все неправославное». 3 Надо сказать, что этого не удалось ни одной империи в истории человечества. Но такая задача ставилась, и на данном пути достигались определенные успехи. Ироничное высказывание, бытующее в германоязычной среде, гласит: Трех австрийцев не бывает. У одного из трех обязательно обнаружится дедушка – чех или бабушка – венгерка. А вот что писал один из самых ярких идеологов русского имперского национализма М.О.Меньшиков: «Русская империя есть живое царствование русского племени, постоянное одоление нерусских элементов, постоянное и непрерывное подчинение себе национальностей, враждебных нам. Мало победить врага – нужно довести победу до конца, до полного исчезновения опасности, до претворения нерусских элементов в русские». Имперская спесь трактует покоренных людьми низшей расы, специально созданных для того, чтобы управлять ими и предназначенных к растворению в имперском целом. Одна из особенностей сословного общества, характеризующегося высоким уровнем репрессии, состоит в специфическом феномене провоцирования морально предосудительного поведения и демагогического морализаторства со стороны носителей высокого иерархического статуса. Деспоты склонны развлекаться, провоцируя «бояр» на очевидно безнравственные поступки, а затем поражаться этому и указывать подданным на их низость и неискренность. Такой забаве придавался, например, Сталин. Деспотический носитель высокого иерархического статуса, с одной стороны, стращает маленького человека и подвигает его на мало благовидное поведение. С другой – демагогически фиксирует морально предосудительное. Для того чтобы выживать, покоренным приходится скрывать свои чувства, демонстрировать фальшивое почтение, лицемерить. Соответственно, обвинение в двуличии – типичная инвектива носителя имперской идентичности, обращенная к покоренным. В культуре метрополии представитель покоренного народа рисуется ленивым, лживым и вороватым варваром. Интеллигентская версия имперской спеси признает отдельные успехи и достоинства покоренных народов. Но, все должны понимать свое место. Культуре окраин позволено быть некоторым гарниром к имперскому целому, которое питается соками великой русской культуры. Фазиль Искандер, Чингиз Айтматов, Расул Гамзатов – все они хороши; но что они без России? И само их возникновение и известность заданы счастливым фактом вхождения соответствующих национальных окраин в Российскую империю. В окружении покоренных, носитель имперской идентичности погружен в многослойное пространство скрытого конфликта, отторжения и неприязни. Имперская спесь, во многом, представляет собой естественную защитную реакцию, блокирующую классовую ненависть к угнетателям со стороны покоренных народов и объясняющую, как сложилось такое положение вещей. Есть и другие аспекты данного явления. Имперская спесь – пространство психологической компенсации для людей низких статусов в традиционном обществе метрополии. Также, как патриархальный отец семейства мог отыграться на близких за затрещины и унижения, полученные от барина, сельского старосты и капитана-исправника, любой носитель имперской идентичности обретал в представителях покоренных народов людей ниже и бесправнее себя, которыми можно было помыкать, гнобить и поносить в кругу «своих». Так формируется особая атмосфера имперской окраины. Накапливались давние счеты (носитель имперской идеи склонен их забывать, но «нацмены» помнят и передают от поколения к поколению), поэтому в критический момент рождается лозунг «Чемодан, вокзал, Россия», который скандируют на площадях тысячи людей. Другое проявление спеси – профанирование культуры, и в целом реальности покоренных народов. Человек империи совершенно искренне воспринимает национальную культуру, государственность, политическую жизнь на пространстве имперских окраин как балаган. Смешную детскую игру во взрослые игры. Смешон язык, смешна национальная культура, все это какое-то доморощенное, не настоящее. Эта подделка под настоящее государство рано или поздно обречена рассыпаться, или, что гораздо тревожнее, стать под крыло кого-либо из извечных врагов России. Здесь мы сталкиваемся с одной из универсалий культуры. Всякая культура профанирует собственную альтернативу. Таким образом, формируется «правильная» картина мира и обеспечивается удержание своих адептов. Блатной презирает и профанирует «фраера», варвар – человека цивилизации, а добропорядочный европейский обыватель – ленивого и жуликоватого мигранта. Есть и внешнеполитическое выражение имперской спеси. Наша держава первая в мире. В каждую эпоху у нее есть соизмеримый актуальный противник, но в перспективе, мы – первые: наследники Царьграда, столица будущей Земшарной республики. Иван Грозный создавал фальшивые родословные («Сказание о князьях владимирских»), возводил себя к мифическому брату римского императора Августа по имени Прус; и, с этих позиций, утверждал, что в христианском мире нет ему равного владыки. Носители рефлексов имперской спеси сладострастно фиксируют почтение и угодничество перед богатыми и знатными русскими за рубежом, бахвалятся роскошью и чаевыми, размер которых сближает их с арабскими шейхами и отличает от скаредных европейцев. Пространно пишут в газетах о грязном, замусоренном Милане и вылизанной Швейцарии. При этом и первое, и второе выступают как негативные характеристики. Спесь – способ переживать мир, она находит для себя формы выражения в любом месте и любой ситуации. В эпоху «после империи» имперская спесь – специфическое проявление исторической инерции. Нежелание правящего сословия смириться с распадом сословного порядка вещей и утратой привилегированного статуса. Она же выступает одним из факторов, двигающих общество к имперской реставрации. И.Г. Яковенко #идеократическая_империя #русская_матрица #Острог_социология