Хотите особый путь развития для России? Взгляните правде в лицо, особый путь России это не что иное, как ее вестернизация, а точнее говоря – псевдоморфоза. Альтернативой является существование вне истории. «Псевдоморфоза (от греч. «псевдо» — ложь, и «морфос» — «форма») — кристалл или минеральный агрегат, находимый в не свойственной данному минералу форме, которая повторяет форму другого минерала или биологического тела. Псевдоморфоза образуется в результате замещения одного минерала другим с сохранением внешних форм исходного минерального или иного материала (кристалла и тд.) или при заполнении более поздними минералами пустот, образовавшихся при растворении относительно более ранних кристаллов». Применительно к России это означает, что псевдоморфоза – это развитие культуры русской (Шпенглер пишет о пра-русскости), автохтонной в рамках культуры европейской, западной, христианской, «фаустовской». Попытка осмыслить логику тысячелетней российской истории, включая и события трагического XX века, и распад СССР, используя концепт псевдоморфозы, и даже создать собственную глобальную геокультурную концепцию представляются весьма интересными. Эпоха Петра I – универсальное, хрестоматийное воплощение механизма псевдоморфозы на российской почве, аналог стесненного бытия мистической арабской культуры в жесткой эллинистической оболочке. Но ведь в пространстве истории существует и некое обратное, диаметрально противоположное или, скорее, зеркальное отражение классической псевдоморфозы. Это ситуация, когда старая, ставшая, «дряхлеющая», уходящая из истории (по Шпенглеру) культура развивается и разрастается внутри оболочки новой, становящейся, молодой культуры. В сущности, оба варианта симметричны, оба являют собой некий сходный механизм развития. Применительно к России приятие подобной типологии означает дифференциацию двух вариантов псевдоморфного развития: (1) российское цивилизационное содержание в западной культурной или, в самом широком смысле, социальной оболочке и (2) западное, «фаустовское» содержание в российских формах. Очевидно, что навязанная форма определенным образом влияет на содержание, на совокупность фундаментальных смыслов. В свою очередь, это содержание, включая совокупности смыслов, присущий цивилизации уклад жизни и матрицы сознания, постепенно адаптируется к форме и также трансформируется. Цивилизация как особое человечество, в любых формах и оболочках, эволюционирует, и, например, русская цивилизация до монголов, русская цивилизация после монголов, но до Петра, русская цивилизация после петровских преобразований и российское цивилизационное пространство после Брежнева – это очень различные по содержанию, набору «сакральных» смыслов и вытекающих из них (и из их взаимодействия с внешним миром) совокупности фундаментальных параметров. Тем не менее цивилизационная «особость» России не исчезает, даже в коммунистическую эпоху. Но и сама форма изменяется под давлением «изнутри», под воздействием неадекватного ей содержания. Наконец, содержание, отторгающее чужеродную форму, создает контуры новых форм – внутри старых; возникают некие альтернативы, становятся возможными гипотетические сценарии замены неавтохтонной оболочки. А.С. Ахиезер в свое время обратил внимание на феномен приспособления культуры к исторически сложившимся неэффективным, патологическим социальным отношениям; он говорил о специфическом, раздираемом внутренними противоречиями, расколом воспроизводственном процессе, который включает взаимную адаптацию социальных отношений и культуры [17]. «Во многих случаях может показаться, что за внешней формой нового скрывается старая сложившаяся культура, использующая лишь новые средства. Это так, но лишь в какой-то степени. Возникает нечто новое, некоторый гибрид, который каждый волен рассматривать как проявление своей культуры...» [18]. Назовем этот вариант развития адаптивным (в противоположность инверсионному). Средства преодоления подобной взаимной адаптации, как и при инверсионном сценарии развития, обычно лежат в политической сфере: это политический переворот и аннигиляция формы. Небезынтересно, каким образом псевдоморфный механизм движется к критической для своего существования точке инверсии – или, в другом, гибридном варианте, каким образом обеспечивается, при внутреннем напряжении, относительно равновесное существование компонентов псевдоморфной структуры. Здесь очень интересна постановка проблемы, содержащаяся в работах А.И.Ракитова, который, не используя понятие псевдоморфозы и не оперируя категориями формы и содержания, описал, в сущности, движение структуры морфической, органичной, к структуре псевдоморфной. А.И. Ракитов обратил внимание на противоречивое взаимодействие ядра культуры, малоподвижного, часто ригидного, – и его оболочки, которая защищает это ядро, но защищает не путем отталкивания всех чуждых элементов, а путем их впитывания, преобразования, «застревания». Это, собственно, и есть один из основных механизмов образования псевдоморфной структуры – трансформация «родной», адекватной, органической формы, оболочки при сохранении неизменным содержания, ядра. Ибо ядро – ригидно и мало способно к изменениям. И акценты здесь расставлены Ракитовым исторически справедливо: не только несчастное, искалеченное, деформированное содержание, которое втиснуто в чуждые и ненавистные ему формы, но ригидное содержание, которое не способно реагировать на вызовы извне. При таком взгляде на процесс Петр I оказывается не некоей внешней для Руси силой, не воплощением злого и враждебного России рока, ломающего ее историческое предназначение, а частью живых, «реактивных» российских сил, персонализированным фрагментом чувствительной оболочки культуры, а реформы Петра – некоторым итогом определенной тенденции российского развития. История России – это история перманентного конфликта культурного ядра и подвижной, чувствительной оболочки. Но при этом российская история дала огромное количество примеров взаимной адаптации этих двух структурных компонентов культуры, примеров глобальных и частных, окрашенных идеологически и скромно растворенных в ткани повседневности. Адаптация осуществляется посредством мимикрии формы и морфоза как смыслового цивилизационного ядра, так и множества частных, исторически конкретных содержаний. По Шпенглеру, старая, чуждая, привнесенная в эпоху Петра I из Европы культура задавила молодую, натуральную, русскую. Но что же мы увидим, если проанализируем отдельно российскую систему технологий власти? Мы вынуждены будем констатировать нечто совершенно противоположное: макроструктуры власти, вполне сложившиеся в России уже к последней трети XVII века, подавляют импортированные дисциплинарные технологии, ломают дисциплинарные практики, которые являются коррелятом западной культуры, подавляют их практически везде, кроме милитарных образований. Так или иначе, российская историческая псевдоморфоза, диагностированная Шпенглером с несколько неестественным сочувствием («у народа, которому суждено быть вне истории, отнимают саму эту возможность быть вне истории») и Цымбурским с истинным сожалением по поводу исторически излишнего, с его точки зрения, зигзага имперства, инвертируется и в этой, властно-дисциплинарной, сфере превращается в собственную противоположность, в обратную псевдоморфозу. Которая существует параллельно с глобальной (шпенглеровской) социокультурной псевдоморфозой. Но если мы пойдем еще глубже, то обнаружим в русской истории еще одну основополагающую для ее понимания и истолкования псевдоморфозу – и, возможно, определяющую. Первое, чем характеризуется эта псевдоморфоза, – это призвание варягов. Независимо от того, является ли исследователь норманнистом или антинорманнистом, этого факта отрицать нельзя, как и того, что эти привнесенные формы наложили серьезный отпечаток на облик Древней Руси. В.К. Кантор назвал эпоху Петра эпохой второго норманнского (варяжского) влияния [14], и в этом есть глубокий смысл. В целом же в истории России можно выделить пять глобальных псевдоморфоз: 1) европоморфная (призвание варягов и затем христианизация); 2) азиатская (монголо-татарское иго); 3) европоморфная (церковные реформы Никона и преобразования Петра I); 4) антизападная (советская), с 1917 г. Наконец, в ближайшей, неустоявшейся еще истории было (5) возрождение западной псевдоморфозы (горбачевская перестройка и развитие России после 1991 г.). То есть не пять прохановских империй, а именно пять основополагающих псевдоморфоз. История России, таким образом, псевдоморфна в принципе и практически на всем своем протяжении. Русь/Россия – это пространство псевдоморфозы, и далеко не с эпохи Петра I, а с куда более ранних времен. Сами истоки русской культуры и государственности были, если можно так выразиться, псевдоморфны. С чем это связано – это другой, причем фундаментальный философско-исторический вопрос, который лежит за рамками данной работы. Кроме того, трудно не заметить, что в российском цивилизационном пространстве (и, соответственно, в российском пространстве власти) существует определенная цикличность псевдоморфозы различного типа и определенные ритмы инверсии, превращающей псевдоморфозу классическую в псевдоморфозу «органическую». Идентификация этого механизма для нас весьма важна, поскольку проявляет нечто важное в российской истории, некие скрытые ее ритмы, и потенциально может стать отправной точкой нового ее осмысления. © С.А.Королев. Псевдоморфоза как тип развития: случай России