ДОНЦОВ КАК ПРЕДЧУВСТВИЕ Только ленивый не прошелся по факту цитирования Петром Порошенко высказывания, автором которого был идеолог украинского «интегрального национализма» Дмитрий Донцов. Кто-то нелицемерно возмутился, кто-то осторожно восхитился: но сам по себе факт серьезного общественного резонанса, порожденного менее чем минутным эпизодом речи украинского президента, заставляет нас задуматься об историческом контексте события. Суверенитет бывших советских республик был скорее суверенитетом признания, чем суверенитетом факта. Изменился формат существования политических режимов бывших советских республик, что придало разные направления эволюции политических сфер республик, принадлежащих к разным культурам. Но формат независимости не изменил, да и не мог быстро изменить ни социальной конъюнктуры, придающей форму существования политического порядка, ни содержание политической риторики внутри механизма порядка. Измененные векторы этой риторики породили серьезные изменения в дискурсивных формациях, задающих поле существования этих политических порядков. За почти четверть века эрозия советского «поля идентичности» подошла к рубежу в своем развитии. Преодоление этого рубежа ведет к масштабному переформатированию политических порядков в постсоветских славянских республиках. Цитирование украинским президентом Дмитрия Донцова говорит, в числе прочего, о серьезной перемене в политической теологии Украины, обуславливающей структуру дискурсивной формации, в рамках которой существует легальная украинская политика. Вместе со структурой формации меняются нормы политической этики, отступая от норм, заданных позднесоветским смысловым полем. Культ Победы все более деконструируется, а националистические деятели, сотрудничавшие с «фашизмом как воплощением мирового зла», входят в мейнстрим украинской политики. За истеричными выкриками о реабилитации фашизма кроется страх перед этим новым и необратимым изменением, обещающим смену политических декораций и в других славянских государствах бывшего СССР. Взбрыкивание, например, Александра Григорьевича относительно московского конезаводчика носит системный и невыгодный для его же режима характер. Понимая, что гарантией от Гомельской народной республики является лишь его, Лукашенко, лояльность Кремлю, он тянет повод в сторону от Москвы лишь по воле инстинкта самосохранения. В конце концов, белорусский 2010-й похож на разгон студентов тридцатого ноября, и, если он был более жесток и не принес мести тогда, это лишь усиливает тяжесть меча, нависшего над картофельным Дамоклом. Сергей Лошкарев, в апреле этого года обратившийся к Ярошу с просьбой повлиять на новочеркасских чиновников, с июня находится в СИЗО. Черно-красные флаги не пропустили на Русский марш, а самым страшным ругательством этого года стало слово «правосек». В России еще не задерживают тех, кто цитирует Д. Донцова, но курс на предотвращение дискурсивной экспансии правосеков очевиден. Война, не решившая связанных с Крымом геополитических проблем, ведется в рамках смыслового пространства, распадающегося настолько быстро, насколько быстро растет плотность информационных потоков в этом пространстве. Фразы и термины, призванные вызывать ненависть к носителям новой политической теологии, превращаются в мемы, обогащающие биндеровский лексикон. Все эти явления связаны и подчинены большому и важному для каждого жителя СНГ процессу переформатирования постсоветскойполитической реальности. По мере распада советской идентичности набирают силу предпосылки рождения новых идентичностей, прежде всего национальных. Если рассказы о «российской нации» вызывают сегодня смех у любого разумного человека, украинская национальная идентичность, существовавшая на момент обретения Украиной независимости, получила сильное развитие. Поскольку распад ткани украинской государственности, унаследовавшей советские идентичностные черты, шел быстрее, чем в подмороженной России, именно Украина стала отправной точкой нового этапа переформатирования политического поля в постсоветском пространстве. Безусловно, нет оснований отрицать влияние иных государств на процессы, протекающие в Украине, равно как и стремление этих государств сделать Украину фактором хронической геополитической слабости России. Но ровно в той же степени нет смысла в попытках подогнать события, очевидно имеющие большой познавательный смысл для России и Белоруссии, под устаревшие либо стремительно устаревающие идеологические лекала. Империи уже нет, СССР не восстановится, интересы России не могут заключаться в полном отрыве украинского народа от России - отрыве такого уровня, который в мирной жизни мог бы быть достигнут едва ли за десятилетия. «Солдаты Империи» в ДНР старательно уничтожают остатки имперского политического, идентичностного пространства, а их способность создать новую форму политического бытия сомнительна на фоне борьбы Беса с Оплотом и ЛНР с местной казачьей республикой. И дело даже не в хронической махновщине, а в отсутствии полноценного мировоззренческого проекта. Солдаты-осколки в упрямом следовании имперской инерции необратимо меняют рельеф поля постимперской политики, выравнивая его для создания новой системы координат конъюнктур, обещающих рождаться по мере ухода постсоветской эпохи. Постсоветское пространство созрело для нового этапа переформатирования своих политических полей. Это теснейшим образом связано с изменением иерархии политических ценностей и структуры дискурсивных формаций, из которых вырастают новые политические идеологии. Изменения же в сфере идей не могут не породить институциональных и кадровых изменений в политическом пространстве бывшего СССР. Переформатирование пространства несет ряд сопутствующих явлений, в частности — перемену политических порядков, что повлечет и политико-географические изменения. Картошка не заменяет свободы слова, и геополитические спекуляции не могут заменить стремления к объединению разделенного народа. Будучи распятым по нескольким государствам, разделенный народ родит гражданские войны в каждом из них, и наперебой орущие про русский мир клоуны бегут впереди паровоза русской субъектности, выступая глашатаями наступающего русского завтра скорее поневоле — отрабатывая пайку от тех, кто имеет все основания опасаться этого грязного, сложно работающего и чудовищно мощного паровоза. Изменения, для которых дозрела Россия, не могут быть произведены сегодняшним ее руководством, в частности потому, что эти люди являются носителями позднесоветской политической теологии. Реформа этнофедеративных отношений в нулевые произвела ситуативную централизацию, не задав вектора институционального развития республикам, эволюционирующим в политическом отношении в направлениях, не заданных Кремлем и уже потому опасных. Без осуществления принципов открытой политики и свободы слова невозможно ждать полноценного развития России по магистральным направлениям — а в ситуации реальной политики и свободы слова позднесоветская политическая риторика недолго проживет. Политическое оформление русского этноса неизбежно ровно в той степени, в какой неизбежен распад имперского пространства — но вряд ли могут дать верное направление суверенизации русских люди, способные запрещать лозунг «Русские за ЗОЖ». Изменения назрели, и вопрос не в отдалении или предотвращении их, а в том, чтобы эпоха перемен обошлась в возможно меньшее количество личных и социальных трагедий. Приходит время осознать смысл наступающих событий. Литературный сюжет антиутопии, рисующий просторы «бывшей России», успел надоесть. Надоел ли он достаточно, чтобы предотвратить свое осуществление? Александр Давыдов