Поля мифологии Масштабы конфликта, сегодня проявленного артиллерийскими дуэлями на юго-востоке Украины, очевидно захватывают не только российско-украинское пограничье. Этот конфликт гораздо шире, глубже и старше вооруженного противостояния, и дело состоит совсем не в противоречиях геополитических интересов России и США. Более того, эти противоречия здесь выступают лишь катализатором конфликта, который мы видим в поле информационной борьбы. Бои на юго-востоке и баталии в информационном поле носят мировоззренческий характер. Однако, в отличие от конфликта мировоззрений в годы Великой Отечественной войны, сегодня борьба идет в несколько иных формах. Идеологическое противостояние носит иной характер, нежели в конфликтах середины века. Если украинский национализм формирует очень разные идеологические проекты в диапазоне, условно говоря, «Свобода» - СНА, где на одном фланге стоит этноцентричная, опирающаяся на «бандеровские» политические традиции партия, а на другом фланге - неонацистская организация с условно интернациональной идеологией, не придающая большого значения языковому вопросу, но мобилизующая в свои ряды русских из России как единокровных братьев, то идеологический рисунок сопротивления в «Новороссии» носит гораздо более эклектичный характер. Коммунисты, националисты, имперцы и даже подразделение, сформированное неонацистами — и несмотря на различие идеологий, воинов Новороссии объединяет некая структура поля идей, не ограниченная одной лишь идеей Новороссии. Говоря об общем контексте конфликта, мы констатируем его возникновение между двумя полями идей, которые временно для удобства будем называть «дискурсивными формациями». Помимо того, что данная дефиниция максимально безлико заключает в себе понимание этих полей (а эта безликость позволяет хорошо операционализировать понятие при возникновении соответствующей необходимости), ее можно поместить в очень удобный для анализа контекст. Американский политолог К. Калхун в книге «Национализм», венчающей его многолетние исследования случаев нациегенезиса, определяет национализм именно как дискурсивную формацию, из которой вырастает собственно национальное движение и далее — национальное государство. Если такое понимание национализма мы перенесем на постсоветское пространство, встретим интересное явление. Все нерусские национализмы (русский слишком многогранен для включения в состав объектов нашего рассмотрения) постсоветского пространства укладываются в одну дискурсивную формацию, то есть одну типовую структуру идеологии. Программные тексты, например, татарских и тувинских националистов отличаются по предлагаемой фактике, но идентичны по структуре терминов, предлагаемой риторике и ряду других показателей. В сущности, идеологии нерусских национализмов включены в некую единую систему идей, которую мы теперь позволим себе назвать мифологической системой. В этой мифологии существует единое восприятие Москвы, единое восприятие русских, единое понимание целей борьбы. Странным образом в несколько измененном виде эта риторика оказывается свойственной части российской либеральной интеллигенции. Во времена тяжелых кризисов государственности эта мифологическая система ярче проявляет свои контуры. Самым ярким (пока что) свидетельством значимости этого явления мы можем назвать расцвет «антиимперской» риторики в 90-е и осуществление в те годы прочного политического союза между национальными республиками. Мифологическую систему, рождающую общую рамку для нерусских национализмов в постсоветском пространстве, мы позволим себе назвать «освободительной». В сегодняшнем конфликте она ярко выражается со стороны проукраинских сил, в том числе и радикальных русских националистов, готовых разнести «империю» ради построения русского государства. В республиках эта риторика маргинализирована, но не стоит забывать, что внезапный поворот к национализму может случиться в любой кризисной для российской государственности ситуации. Если говорить об украинском национализме, то там общую структуру антиимперского поля не нарушает даже готовность СНА принять в состав Украины воронежские и смоленские земли: в этом контексте Россия как империя выглядит плохой не потому что она империя, а потому что она «устарела». Противостоит этой мифологической системе условно «имперская» мифология. Она тяготеет к созданию крупных и универсалистичных идеологических проектов, потому попытки создать нечто новое здесь часто носят эклектичный характер. Эта эклектика очень полно проявила себя в Новороссии, оказавшись хорошим информационным оружием: социалисты едут на войну, чтобы отомстить за Ленина и возродить СССР (государственная символика ЛНР ясно указывает на идеологическую базу республики), евразийцы едут строить империю, монархисты едут, потому что Стрелков. Линия разлома идет именно между этими мифологическими системами и вытекающими из них жизненными и политическими приоритетами. Степень непримиримости здесь очевидно высока, и закончится эта борьба новой расстановкой сил: мифологическая система, в отличие от идеологии, гораздо более устойчива и живет крайне долго. Само проявление приверженности «освободительной» мифологии часто воспринимается как готовность предать свою страну, но на самом деле это не так: все снова зависит от контекста. Когда государство должно перейти в новое, например, более децентрализованное качество и созрело для этого перехода, правильная артикуляция освободительной мифологии позволяет выработать единую структуру суверенитетов внутри большой политии и сохранить единое государственное пространство. Равно и наоборот, маргинализация дискурсов, построенных на этой мифологии, востребована в периоды централизации государства. Внешний актор стремится воздействовать на идеологии, принадлежащие к обоим полям. Мы привыкли считать, что враг может влиять только на центробежные устремления: но вряд ли это так. Возвращаясь к украинскому конфликту, стоит сказать, что именно актуализация «имперской» риторики и имперских мифологем, доведение их до крайней степени напряжения, сыграли большую роль в разжигании войны, и — особенно - в созревании украинской национальной идентичности, созревании в «правильном» направлении — ненависти к России, которая обретает новое основание с каждым гробом, прибывшим из зоны АТО. Крушение имперского пространства руками адептов идеи империи — это высший пилотаж. Сложно даже поверить, что тут обошлось без невидимой руки Запада (сионистов, Госдепа, рептилоидов): очевидным остается лишь тот факт, что проиграть битву можно и на своем поле. Александр Давыдов